— У них мушкеты, Мири. В нас стреляют!

Впрочем, Мири и не смогла бы подняться, даже если бы захотела. Ноги стали ватными и совсем не слушались.

— Почему в нас? — только и спросила она.

— Наверное, они думают, что Бритта здесь, — предположила Кэтар.

До этой минуты Мири не верила, даже не представляла, что люди, жаждущие перемен в Данленде, хотят избавиться и от Бритты.

Прозвучал еще один выстрел, но лошади уже перешли на галоп. Карета на ходу чуть не разваливалась, скрипя всеми досками и гвоздями. Мири закрыла голову руками и ждала, когда все кончится. Она ненавидела ожидание. Ей бы сейчас в руку деревянную колотушку или молоток, иголку с ниткой, перо и бумагу — хоть какое-то занятие.

Она больше не смотрела в окно, пока карета не остановилась. Сквозь растрескавшееся стекло она узнала площадку перед дворцом и выпрыгнула наружу. Ноги слегка дрожали, словно под ними была не твердая земля, а пол движущейся кареты.

С шумом, криками и ржанием испуганных лошадей подтянулась остальная процессия.

Бритта выскочила из кареты, путаясь в длинных юбках. Она двинулась к Стеффану, тоже совершенно потрясенному, но королевские охранники окружили девушку и куда-то увели. Рядом с высоким и величавым Гаммонтом в ярких зеленых одеждах король выглядел бледным и слабым. Мири без труда представила, как его, маленького принца, заперли на весь день в кладовке.

— Да их надо повесить! — заявил во всеуслышание Гаммонт.

— Сейчас не время для агрессии, — возразил ему другой чиновник. — Нужно успокоить народ, утешить, пообещать мир и процветание.

— Вы что, с ума сошли? — возмутился Гаммонт. — Именно сейчас пришла пора агрессии. Я предупреждал вас, сир: если вы не накажете провинции после их дерзкого дароприношения, народ сочтет вас слабаком, которого легко свергнуть.

— Предупреждали, Гаммонт, — сказал король, ткнув в него трясущейся рукой. — Предупреждали.

— Сир, нужно действовать быстро и решительно, — продолжал Гаммонт. — Захватите как можно больше бунтовщиков и устройте на лобном месте публичную казнь. Это послужит им предостережением. Вы докажете всем, что вы король. Проявите слабость — они нападут снова.

— Верно, — сказал король. — Народ должен признать абсолютную власть короны. Люди будут меня бояться.

— Прошу прощения, ваше величество, — заговорила Мири. — Мне кажется, другой чиновник был прав. Если мы…

— Тебе не позволяли говорить, — перебил девушку Гаммонт. — Король к тебе не обращался.

— Но я знаю некоторых из тех людей, и если вы хотите мира…

— Ты их знаешь? — возмутился Гаммонт. — Ах ты, подлая маленькая эскелитка. Так ты с ними заодно, крыса этакая!

— Нет! То есть я… я хотела сказать…

— Убирайся из моего дворца! — прогремел король. — Вон!

Мири перестала что-либо понимать, когда ее схватили за руки. Два гвардейца потянули девушку так быстро, что она коснулась ногами земли всего раз или два, пока они пересекали двор. Привратник открыл ворота, и гвардейцы вышвырнули Мири на улицу. Когда она обернулась, ворота уже были заперты.

Она заглянула через щель. Все двинулись во дворец, но Эса и Фрид то и дело оборачивались.

Мири поспешила уйти. Она не хотела, чтобы они вступались за нее или что-то предпринимали, — это могло навлечь на них беду. Мири понимала, что заслужила изгнание и даже еще больше.

Она попросила у неба, чтобы у нее появились крылья и отнесли ее обратно на гору. Крылья не появились. Пришлось идти пешком. Сначала она двинулась к Петеру, но потом передумала.

Она еще ни разу не бывала у дома Сиселы в дневное время. Фасад был такой же красный, как кирпичный Замок Королевы. Однако краска шелушилась, а под ней проглядывала серая древесина. Крокусы и нарциссы в саду заросли сорняками, но все равно с вызовом пробивались к солнцу.

Мири постучала в дверь. Ей открыла сама хозяйка.

— О! Здравствуй. Я отпустила… прислугу на это утро, — пробормотала Сисела, поправляя шаль и приглаживая нечесаные кудри. Черная тушь вокруг глаз размазалась, придавая ей усталый вид. — Я не ожидала… — Она беззаботно хохотнула. — Ну и вид у меня, должно быть! Не обращай внимания, входи, дорогая сестра.

Сисела провела Мири в салон, показавшийся ей безжизненным теперь, когда не горели лампы. Хозяйка отодвинула одну штору, впустив лучик солнечного света. Вместо того чтобы добавить красок, яркий луч сделал все контрастным, черно-белым.

Для двоих этот просторный официальный зал казался чересчур большим. Неужели во всем доме не нашлось приемной поменьше?

Мири припомнила кое-что, о чем не вспоминала уже несколько недель. В тот вечер, когда пришли солдаты, Мири и Тимон бежали к черному ходу, минуя одну темную комнату за другой, — и ни в одной из них не было мебели. Почему же в доме Сиселы так пусто?

Хозяйка расположилась на длинной кушетке в домашнем халате, солнце освещало ее от колен и выше. Выглядела она очень бледной.