Шрифт:
26
У станции метро «Кардинал-Лемуан» я встретил Шерлока. Он оторвался от чтения «Фигаро» и смерил меня грозным взором. Правдоподобного оправдания я придумать не успел.
— Почему вы не на математике, Марини?
— У меня очень болит спина, мсье, я поеду в больницу «Кошен».
— Хорошо, дружок, я вас провожу.
— Это может занять много времени.
— Будем надеяться на лучшее. Принесите записку от родителей. Кстати, туда удобнее добираться на двадцать седьмом автобусе, а не на метро. Получится быстрее.
Он не ушел, пока я не сел в автобус. Когда я оказался на месте встречи, Франка еще не было. Два призывника играли в настольный футбол и ужасно веселились. Я положил монету в блюдце и встал на позицию.
— Один играешь? — спросил тот, что постарше.
— Ты против?
Я не играл три недели, но чувствовал прилив сил и какой-то новой, незнакомой энергии и, по примеру Сами, пустил в ход все средства и приемы. Я был профессионалом и «делал» соперников как хотел. Шарики щелкали в благоговейной тишине. Я выиграл семь партий подряд, не удостоив соперников даже взглядом, и почувствовал, что начал уставать. Кто-то положил мне руку на плечо, я обернулся и увидел стриженного под ноль Франка.
— Здорово натренировался.
Мы сели на террасе. Было без четверти четыре. Франк поставил сумку на пол и сделал заказ:
— Кружку пива и лимонад с белым вином.
— У тебя голова как коленка.
— Ничего, волосы отрастут.
— Папа сейчас придет. Ты знаешь, куда тебя пошлют?
— Военная тайна. Никто ничего не знает. Можем оказаться в Алжире, Джибути или Берлине. Думаю, это будет Алжир. Там нужны унтер-офицеры.
— Сообщишь мне свой адрес?
Франк ответил не сразу.
— Нет.
— Почему?
— Не хочу, чтобы мама знала, где я. Пуповина перерезана.
— Ты пообещал написать Сесиль.
— Как у нее дела?
— Хочешь узнать новости — позвони!
— Прошу тебя, Мишель, не вредничай. Чем она занимается? Вернулась на факультет? Как ее работа об Арагоне?
— Она хочет все бросить.
— Это еще почему?
— А ты не в курсе? Сесиль несчастна и растеряна, не знает, что делать. Думает перейти на психфак.
— Что за бред? Она может получить диплом и преподавать литературу или языкознание. Психологу работу найти труднее. Нужно ее вразумить.
— Вот сам этим и займись. Меня она слушать не хочет.
Франк жутко разозлился. Он сидел, опустив голову, и нервно барабанил пальцами по столу:
— Я напишу Пьеру, пусть вмешается.
— Ты знаешь, где он?
— В Сук-Ахрасе. Психология — не ее конек.
— Когда будет писать Сесиль, пусть ни в коем случае не упоминает ни тебя, ни меня. Сесиль стала очень уязвимой и обидчивой, чужие советы дико ее раздражают.
— Вы подружились? Она… доверилась тебе?
— Сесиль больше не хочет о тебе слышать. И не спрашивай, как у нее дела.
— Ты должен о ней позаботиться.
— Не беспокойся. Ей никто не нужен.
— У нас с Сесиль общие взгляды. Она часто высказывается даже более радикально. Как Пьер. Война долго не продлится. Де Голль избавится от Алжира. Я скоро вернусь, и мы объяснимся. Сесиль будет мной гордиться. Между нами далеко не все кончено.
— Ты ее бросил, и этого она никогда тебе не простит. Если бы тебе хватило духу поговорить с ней, она бы поняла. А ты ударил в спину, как подлый трус. Сесиль вычеркнула тебя из своей жизни, не надейся, что она станет ждать.
— Извини, Мишель, но в женщинах ты не разбираешься. Они переменчивы, как погода весной. Сейчас Сесиль в ярости. Посмотрим, что будет, когда я вернусь.
Франк взглянул на часы:
— Шестнадцать двадцать пять. Ты правда предупредил папу?
— Он придет.
— Я должен быть на месте ровно в пять.
Франк попросил повторить заказ и предложил мне сигарету из своей пачки «Житан».
— Я не курю. Можно тебя спросить?
Франк не ответил, и я воспринял молчание как согласие:
— Зачем ты туда едешь? Они хотят независимости, исход борьбы предрешен.
— Ошибаешься. Партия проиграна, если соглашаешься вести ее на условиях противника. Не хочу об этом говорить.
— Как ты можешь так с нами поступать?
Франк молчал, подбирая слова: может, не знал, как сформулировать ответ, или вообще не хотел говорить на эту тему.
— Как ты понимаешь слово «революция»?
— Хочешь стать революционером?
— Нет времени объяснять. Нам никогда не удастся сделать равными богатых и бедных, так что каждый решает для себя один-единственный вопрос: на чьей ты стороне? В наше время невозможны мир, согласие, движение вперед, диалог и общественный прогресс. Пора действовать.