Шрифт:
— Мама, ты же боишься летать!
— Ничего, потерплю. Я запаслась успокоительным.
— Ты же не любишь Нью-Йорк! Ты же сама говорила, что лучшее место на земле для тебя — Флорида!
— Я скучаю по нашему старому дому. И хочу встретиться с Эстель Мойерс. Вот бы мы оторвались!
— А разве Эстель Мойерс не умерла?
— Нет, конечно. Это Стелла Майерсон умерла.
— Ладно, раз ты все равно уже едешь, я забронирую номер в «Уолдорфе».
— Не беспокойся. Я поживу у тебя. Ты вот ушла от Марва, и теперь тебе небось одиноко, да?
— Мама, это Марв меня бросил.
— Каждой девочке, даже взрослой, нужна мама.
А вот интересно, где эта мама была, когда девочка разводилась? Еще интереснее: где была мама, когда девочка выходила за кобеля Марва? Эти вопросы я не решаюсь задать вслух, зато раздраженно говорю:
— Мама, у меня даже нет для тебя комнаты.
— Ерунда, я могу спать на диване в гостиной. Все равно с моей спиной особо не разоспишься. Болит ужасно. А все из-за твоего отца. Зачем только я его послушалась? Это додуматься — требовать, чтоб я машину толкала! Никогда, никогда он меня не любил!
— Мама, тебе нельзя у меня жить.
Сочувствия она от меня не дождется. Я вешаю трубку, чтобы последнее слово осталось за мной.
Ни малейшего желания видеть мамулю. У меня с ней ничего общего, вдобавок она постоянно меня контролирует, будто мне пять лет. Ви, ты убрала у себя в комнате? Ви, когда переходишь улицу, смотри сначала налево, потом направо. Ви, удостоверься, что он надел презерватив. Ви, когда ты родишь мне внука?
Жуть. Сейчас я даже рада, что не могу больше читать мысли — не хватало мне мамулиного жужжания. Хотя… как раз мамулино жужжание я слышу постоянно, и возможности четвертого уровня тут ни при чем.
Да, без массажа не обойтись.
Я обещала Кимберли поговорить с Марвом. До последнего я оттягивала этот приятный момент. Мы не виделись с самого развода — вот уже два года, три месяца и двадцать один день.
Марв живет теперь в Верхнем Ист-Сайде, в доме довоенной постройки, в двухкомнатной квартирке. И не надо обольщаться, дескать, раз дом довоенный, значит, это красивое старинное здание. Дом, в котором живет Марв, — настоящий клоповник. А главное, там нет швейцара, только домофон.
Я звоню и представляюсь.
— Ви, это ты?
— Да, Ви — это я. Может, впустишь?
Дверь в подъезд открывается. Делать нечего — придется идти к своему бывшему. Господи, за что мне это? Я, однако, вспоминаю о Бланш и продолжаю путь по лестнице.
Марв открывает дверь, и я сразу замечаю, что он начал лысеть.
— Вот кого не ждал, так это тебя!
Марв глупо улыбается, кажется, он рад меня видеть. Я прохожу в комнату и усаживаюсь в кресло.
— Что, Марв, влип? Ребята из Комиссии уже наведывались? Тебе светит электрический стул, в лучшем случае — пожизненное. А в тюрьме ты будешь петухом.
— Ты уже в курсе, — реагирует Марв.
Я разочарована — в его глазах нет страха, только мировая скорбь.
— Конечно в курсе. А иначе зачем бы я потащилась в такую дыру? Ты что, хочешь довести Бланш до инфаркта? Лишить меня лучшей подруги? Не выйдет! А с бедняжкой Кимберли как ты поступил?!
Кимберли из «подстилки» превратилась в «бедняжку» — почувствуйте разницу. Мы, конечно, не помирились, но Марв подложил ей свинью (скрытый каламбур — аплодисменты Остроумной Ви!). Я просто сочувствую Кимберс.
Немножко.
— Ты поиздеваться пришла? — спрашивает Марв.
Хамите, парниша. Брали бы лучше пример с подобострастной Кимберли.
— Вообще-то я хотела помочь. — Я вскакиваю и решительно иду к двери. — Но передумала.
— Ты пришла, чтобы мне помочь?
Хотя Марв удивлен, в его голосе по-прежнему не слышно мольбы.
— Счастливо оставаться, — я делаю Марву ручкой.
Одним прыжком он перекрывает путь к выходу.
— Ви, ты не можешь уйти вот так. Пожалуйста, останься. Вспомни, мы ведь с тобой не чужие. Я знаю, ты меня любила…
Я прячу злорадную улыбку. Справедливость торжествует!
— Что было, то прошло, Марв, — говорю я, потому что мне хочется вцепиться в его яйца и раздавить их, так чтобы скрип пошел.
Думаете, я садистка? Голову даю на отсечение, вы никогда не заставали своего мужа за оральным сексом. Не самое приятное зрелище, уж поверьте мне на слово.
Марв ведет меня обратно в комнату, усаживает в кресло, а сам садится на подлокотник Рука его скользит по моему плечу. Такое у Марва представление о прелюдии Я уплываю. Марв шепчет мое имя. Голос у него глубокий, бархатный — я вспоминаю, почему вышла за него.