— В любом случае им будет интересно узнать, кто мы такие.

— Если мы станем достаточно знаменитыми, правительство всегда сможет проверить наш выход в сети и определить, кем мы являемся на самом деле.

— Если такое и произойдет, то мы будем уже достаточно крепко стоять на ногах, и это навряд ли нам сильно повредит. Конечно, люди будут шокированы тем, что Демосфен и Локк всего лишь двое маленьких детей, но к тому времени они уже привыкнут прислушиваться к нашему мнению.

Затем они стали думать о том, как создать впечатление, что выступления их персонажей не проходят незамеченными. Вэлентайн, например, напишет первое выступление, а Питер от имени третьего лица напишет ответ на выступление Вэлентайн. Его ответ будет очень умным, и возникшая дискуссия станет захватывающей — масса остроумных выпадов и добротная политическая риторика. Это будет не так уж и сложно, особенно, если учесть, что Вэлентайн обладает талантом придумывать аллитерации, которые делают ее фразы запоминающимися. Когда все будет готово, они вступят в дискуссию по сети, но поведут ее с некоторыми интервалами, чтобы создать полную иллюзию того, что ответы придумываются прямо по ходу. Вероятно, что и еще кто-нибудь захочет вставить слово в их дискуссию, но Питер и Вэлентайн не собираются обращать на это особого внимания, хотя, может быть, иногда им и придется слегка изменить заранее составленные послания, чтобы была видна реакция на выступления третьих лиц.

Питер тщательно записывал все запоминающиеся фразы, сказанные их героями, а затем внимательно наблюдал за тем, как часто эти фразы появляются в самых различных местах. Такое случалось не со всеми фразами, но большинство из них повторялись то тут, то там, а некоторые даже выплывали в центральных дискуссиях престижных сетей.

— Нас читают, — любил повторять Питер. — Наши идеи потихоньку просачиваются.

— По крайней мере, фразы.

— Это и есть основной показатель. Посмотри, мы действительно оказываем некоторое влияние. Никто пока не называет наших имен, но они обсуждают поднятые нами вопросы. Мы уже участвуем в формировании повестки дня. Скоро и сами мы выйдем туда.

— А так ли уж необходимо попадать в главные дебаты?

— Конечно, нет. Подождем, когда нас пригласят.

Они занимались всем этим всего около семи месяцев, когда одна из сетей западного побережья прислала Демосфену приглашение вести одну из недельных колонок в весьма престижной информационной программе.

— Я не в состоянии выполнять работу такого объема за недельный период, у меня и месячного-то периода еще нет.

— Эти два друг с другом не связаны, — сказал Питер.

— Для меня связаны. Ведь я еще ребенок.

— Напиши им, что согласна, но не хочешь называть своего настоящего имени. Пусть расплачиваются с тобой компьютерным временем. И дадут тебе новый код доступа через свой корпоративный вход.

— Поэтому, когда правительство меня выследит…

— Ты будешь всего лишь персоной, подключенной через их канал. И гражданский вход отца не будет задействован. Единственное, чего я не могу понять, почему первым пригласили Демосфена, а не Локка.

— Настоящий талант всегда пробьет себе дорогу.

Как игра это было весьма забавно. Но Вэлентайн не нравились некоторые взгляды, которые под прямым нажимом Питера отстаивал Демосфен. Он стал быстро превращаться в параноидального противника Варшавского Договора. Это не давало ей покоя, так как именно Питер знал, как лучше всего использовать страх, и ей приходилось все время обращаться к нему за идеями. В то же время Локк вел себя как выразитель ее собственных весьма умеренных и сострадательных взглядов. В каком-то смысле, это было правильно. Ведь изображаемый ею Демосфен также обладал некоторым ее состраданием, а Локк Питера мог иногда умело сыграть на страхах людей. Но основная цель Питера была в том, чтобы сохранить ее непреодолимую зависимость от него. Она не смогла бы сейчас просто уйти от него и использовать Демосфена в своих собственных целях. Она просто не в состоянии это сделать. Но и он, со своей стороны, не смог бы писать за Локка без ее помощи. Или смог бы?

— Я думала, что ты хочешь сплотить людей всего мира. Но если я буду писать так, как, по твоему мнению, я должна писать, я буду просто заниматься развязыванием войны против Варшавского Договора.

— Не в войне дело, а в том, чтобы добиться открытия всех сетей и запретить перехват информации. Добиться свободного обмена информацией и соблюдения прав Лиги.

Неожиданно для себя Вэлентайн вдруг заговорила голосом Демосфена, хотя то, что она сказала, едва ли могло быть его идеями:

— Каждому известно, что с самого начала Варшавский Договор рассматривался как некое целое, когда дело касалось вышеназванных правил в отношении информации. Международный поток информации все еще свободен. Но между странами внутри Варшавского Договора все эти вопросы решаются на внутреннем уровне. Вот почему они согласились на главенствующее положение Америки в Лиге.

— Но ты говоришь, как Локк. Поверь, Демосфен должен призывать к тому, чтобы Варшавский Договор как можно скорее потерял свой официальный статус. Ты должна сделать очень сердитыми как можно больше людей. А потом, когда ты наконец поймешь необходимость компромисса…

— Они перестанут меня слушать и отправятся воевать.

— Вэл, поверь, я знаю, что делаю.

— Откуда? Ты нисколечко не умней меня, и тебе еще никогда не приходилось делать ничего подобного.

— Мне тринадцать, а тебе всего десять.

— Почти одиннадцать.

— И я знаю, как такие вещи делаются.

— Ладно. Будь по-твоему. Но я не буду писать весь этот бред про свободу или смерть.

— Будешь.

— И когда-нибудь, когда они до нас доберутся, им будет интересно узнать, почему твоя сестра была такой кровожадной. Могу поспорить, ты им скажешь, что это ты приказал мне.

— А ты уверена, что у тебя еще нет месячных, маленькая женщина?

— Я тебя ненавижу, Питер Виггин.

Но больше всего Вэлентайн раздражало то, что, как только ее колонка стала появляться в некоторых других местных информационных сетях, отец начал ее читать и постоянно цитировать за столом.