Орхот цадиким. Врата смирения

Каждый день и час прилагай к учению усердие и размышление – и будет у тебя жизнь и почести, и увидишь плоды дел своих в этом мире, и воспитаешь в себе все добрые качества, какие только есть в этом мире.

Орхот цадиким. Врата Торы

Лентяи склонны к безделью, поэтому им л тяжелы заповеди, и их душам трудно изучать Тору Они убегают из дома учения, чтобы найти место, где можно отдохнуть. Они дремлют в синагоге, потому что сказано: «Лень клонит в сон», – что естественно для человека. Но царь Шломо (Соломон) предостерег нас: «Стоит лишь немного поспать или подремать, или полежать без дела – и не заметишь, как придет бедность твоя».

Лентяй оправдывает свою лень. Он говорит: «Телу полезно отдыхать, чтобы восстановить силы. Имея силы, человек способен на многое». Ленивец любит слушать пустые разговоры. Он говорит, что от этого он умнеет. То есть он старается оправдать свое неучение тем, что исполняет заповедь.

Орхот цадиким. Врата лени

Был такой случай. Двое заспорили о том, можно ли рассердить Гиллеля.

– Уж я-то выведу знаменитого учителя из терпения! – говорил один.

Побились об заклад в четыреста зуз. Было это в канун субботы, Гиллель собирался мыться. Подошел тот, кто собирался рассердить его, к двери дома Гиллеля и закричал:

– Кто здесь Гиллель? Кто здесь Гиллель?

Оделся Гиллель, вышел и спросил пришедшего:

– Что тебе угодно, сын мой?

– Хочу спросить тебя.

– Спрашивай, дитя мое, спрашивай.

– Отчего у вавилонян головы неправильной формы?

– Сын мой, – сказал Гиллель, – важный вопрос задал ты мне, и я отвечу: оттого, что у вавилонян нет хороших повивальных бабок.

Спрашивавший ушел. Но через некоторое время вернулся и снова закричал:

– Кто здесь Гиллель?

Оделся Гиллель и вышел к нему.

– Чего хочешь ты, сын мой?

– Хочу задать вопрос.

– Спрашивай, сын мой, спрашивай.

– Отчего у тармудян глаза больные?

– Важный вопрос, сын мой, задал ты мне, и я отвечу: оттого, что они живут в песчаных местностях.

Ушел спрашивавший, но вскоре вернулся и закричал:

– Кто здесь Гиллель?

Оделся Гиллель и вышел к нему.

– Что угодно тебе, сын мой?

– Хочу задать вопрос.

– Спрашивай, дитя мое, спрашивай.

– Отчего у апракийцев ступни широкие?

– Важный вопрос задал ты мне, сын мой, и я отвечу: оттого, что они живут среди болот.

– У меня еще много вопросов, но боюсь рассердить тебя.

– Спрашивай обо всем, как пожелаешь, и я отвечу!

– Тот ли ты Гиллель, которого величают князем израильским?

– Да.

– Пусть же не будет много тебе подобных в Израиле!

– Почему, сын мой?

– Потому что из-за тебя я потерял четыреста зуз – мне не удалось тебя рассердить.

– Будь же впредь осмотрительней. Ты не раз четыреста зуз потеряешь, а рассердить Гиллеля тебе не удастся.

Сефер га-Агада. Гиллель Старший

Вышел в годы римского владычества указ, запрещающий евреям заниматься изучением Торы. Некий Папус бен Йегуда, видя, как рабби Акива продолжает по-прежнему устраивать собрания и всенародно преподавать Святое учение, спросил его:

– Рабби! Неужели ты не боишься гнева императора?

– Папус, – ответил Акива, – люди считают тебя умным человеком, а рассуждаешь ты сейчас не лучше любого глупца. Расскажу я тебе притчу.

Шла лисица по берегу реки и видит: рыбки мечутся туда-сюда в страшной тревоге. Спрашивает лисица: «От кого вы бежите, рыбки?» – «Спасаемся, – отвечают они, – от сетей, закинутых в реку». «Так выходите лучше на берег, – говорит лисица, – заживем мирно вместе!» Отвечают рыбки: «Про тебя, лисица, говорят, что ты умнейшее из животных, а рассуждаешь ты не лучше любого глупца. Ты рассуди: если в реке, где нам жить назначено, мы очутились в такой опасности, то как же мы выйдем на сушу, где нас верная гибель ждет?»

Точно так же и я отвечу тебе, Папус: если и теперь, продолжая изучать Тору, в которой залог жизни и долгоденствия нашего, мы вынуждены трепетать за свою жизнь, то что же будет с нами, когда мы сами откажемся от Святой Торы нашей?

Сефер га-Агада. Рабби Акива

Из Вавилона Гиллель вышел в возрасте сорока лет, сорок лет слушал учение мудрецов и сорок лет был пастырем добрым своего века. Рассказывают про Гиллеля, что ни одной науки и ни одного наречия он не оставлял без изучения. Изучал он также голоса гор, равнин и долин, шелест деревьев и трав, язык зверей и животных, голоса демонов, притчи, басни и сказки народные.