— Да и действительно… Если того… на предметы перекладывать, если в смысле вещественного — кажись, ничего и не дал. Но зато по ощущениям — много дал, очень.

Чёрт встал из-за стола, принялся расхаживать по кабинету, копытами цокать.

— Странно, — говорит, — очень странно…

Тут рогатый аппарат зазвенел, чёрт к нему подцокал, трубу снял, к уху приложил.

— Аллё, — говорит, — главный нижний архив слушает.

И весь будто бы по стойке смирно вытянулся, даже горбиться перестал. Послушал, удивился чему-то и с благородным генеральским подобострастием рапортует:

— Слушаюсь и повинуюсь. Будет исполнено-с.

И, положив трубку, глядит на Горшеню с новым каким-то любопытством — ещё интереснее ему этот мужик стал после звонка.

— Странный твой случай, мужик, — размышляет чёрт, — очень странный. Наистраннейший. Сколько руковожу ведомством, сколько характеров и судеб через лапы мои просеялось, а такого феномена не попадалось. Просто какой-то вырост на равнине.

— Виноват, ваш благородиё…

— Вроде по всему дурень ты, мужик, дурнее некуда, а вот ведь как всё оборачивается…

— А как оборачивается? — спрашивает Горшеня. — Неужто наоборот — умный?

Чёрт лицо сквозь морду просветил на мгновенье, смешок какой-то впрыснул.

— Да нет, — говорит, — до умника тебе далеко ещё. Но удача тебе фортит нешуточно. Чем-то ты, мужик, выделился, видать, — выдохнул, шестипалой ручищей на стол опёрся. — Ну ладно. Будем, стало быть, считать так: именно поскольку ты есть полный дурень, а может, по какой другой причине… В общем, поступило сверху предписание тебя из ада отпустить, обратно к жизни вернуть и даже одарить тебя кое-какими необходимыми сведениями. Чтобы в следующий раз дурака не валял и за чужие грехи по котлам не парился. Понял мораль?

— Понял, ваше благородиё, — покорно кивает Горшеня.

— Задавай мне три вопроса — будут тебе ответы. На то о тебе воля есть.

Горшеня спину рассутулил, лицом просветлел.

— Мне, — говорит, — долго думать не надо, те вопросы давно во мне сидят и момента дожидаются. Я только с этими событиями небывалыми как-то об них запамятовал.

— Стало быть, настал их момент, — говорит чёрт и лист бумаги к себе подтягивает, вопросы записывать готовится. — И давай-ка, брат, поживее!

— Перво-наперво надобно мне знать, — диктует Горшеня, припоминая, — про товарища моего Ваню, Кощеева сына, — простой он смертный парень или же чудище бессмертное?

— …или чудище бессмертное… — записывает чёрт. — Да какое ж он чудище! Мать-то у него обычная баба — работящая женщина из села. Бессмертия в нём — не боле, чем в любом обычном человеке. Понял? Давай второй вопрос.

— Ага, — мотает на ус Горшеня. — Значит, надо так понимать, что Ваня, дружок мой закадычный — обыкновенный человек без всяких льгот и аномальностей. Это хорошо, это мы поняли. Во-вторых, ваше благородиё, интересует меня, где находится иголка Кощеева, в которой его бессмертие скрыто.

— Ох… — вздыхает чёрт, — этот пункт посложней, это надо зад от кресла отнимать и картотеку на ноги ставить.

Поднялся лысый чёрт с места, размялся, поприседал, потом руками принялся водить, как фокусник на арене, из ноздрей ветер дымный выдул, хвостом щёлкнул.

— Батияра-фумияра, — бубнит, — крислом-трислом, сингель-фильгель-тум! — и громко прибавляет: — Аллё, картотека! Даю маячки: игла, смерть Кощеева. Запрашиваю место нахождения.

По металлическим ящичкам сразу какое-то шевеление пошло, дребезг литерный, бумажный шорох. У дальней стены один ящичек отворился, крякнул, и из него картонный листок вылетел — прямой наводкой к чёрту на стол. Тот на место присел, листок разглядывать принялся.

— Значит, слушай, — говорит. — Игла находится в швейной машине. Швейная машина находится в футляре. Футляр — в сундуке. Сундук — в комоде. А комод — тут самое интересное — лежит в животе у чудища одного, у Царь-жаба. Запомнил?

Посмотрел чёрт на Горшеню внушительно, Горшеня кивает: мол, как ни чудно, а я запоминаю всё в подробностях.

— Царь-жаба, — продолжает чёрт, — сидит на Мякишном острове, а остров тот стоит посреди Борщевого озера, что в Проглотитовом царстве. Тут вот и план-чертёж прилагается, чтоб заблуд не получился, да только я тебе его давать прав не имею. Если только скопировать на какую другую плоскость. Это у тебя что?

— Это у меня, — отвечает Горшеня, — портянки, я ж рассказывал.

— Давай, — взял чёрт одну портянку, обслюнявил языком химический карандаш и собственноручно тот чертёжик перерисовал. — Получай, мужик, портянку с росписью, с самоличным моим автографом.

— Благодарствую, — кланяется Горшеня.

— Ясно тебе про иглу? — уточняет чёрт.

— Яснее некуда, ваше благородиё.

— Ну вот, — потирает чёрт лапы, — и с этим пунктом мы, считай, разобрались. Давай выкладывай последнюю свою задачку.