Майкл не спешил. Он покусывал и сжимал губами соски, гладил живот и бедра, затем подсунул ладони под крепкие ягодицы и шире раздвинул ее ноги. Пальцы его на секунду замерли на чувствительном бугорке плоти, изнывавшем по его прикосновению… и решительно устремились внутрь.

Мэгги вскрикнула и забилась, напрягая связанные руки. Майкл подвинул ее выше и, погрузив два пальца во влажный жар лона, большим пальцем теребил набухший гладкий бугорок. Мэгги извивалась на постели, и все ее тело, придавленное его тяжестью, дрожало в исступленном предвкушении.

— Развяжи меня, будь ты проклят! Я хочу касаться тебя!

— Потерпи, cara. Я еще недостаточно насладился своей фантазией.

Мэгги грязно выругалась. Майкл рассмеялся, резко опустил голову — и приник губами и ртом к ее лону.

Взрыв наслаждения сотряс Мэгги. Пронзительный крик сорвался с ее губ, и Майкл замер, дожидаясь, когда стихнут сладостные волны, завладевшие ее телом. Наконец Мэгги обмякла, разгоряченная, обессиленно трепещущая под ним. Майкл развел ее бедра и одним резким ударом вошел в нее.

И стиснул зубы, молясь о том, чтобы сохранить самообладание. Жаркая сокровенная плоть туго сомкнулась вокруг него, дрожь пробегала волнами по телу Мэгги. Майкл заполнил ее целиком, упиваясь пронзительной сладостью этого ощущения. Медленно опустившись на Мэгги, он прижал ее к кровати тяжестью своего тела.

— Майкл! — В глазах Мэгги, затуманенных страстью, внезапно вспыхнула паника, и она забилась под ним, неистово дергая путы. — Майкл… не надо!

Неприкрытый ужас, обуявший ее, вынудил Майкла остановиться.

— Посмотри на меня, mia amore. Загляни в мои глаза, в мою душу.

Мэгги подчинилась. Она неотрывно смотрела в глаза Майкла, и взгляд ее прояснился, зрачки расширились, узнавая его. Постепенно, шаг за шагом ее тело расслабилось, обмякло, больше не противясь его проникновению. В глазах Мэгги заблестели слезы. Майкл нежно поцеловал ее, стерев большим пальцем слезинку, которая покатилась по щеке.

— Я люблю тебя, Мэгги. Тебя, а не Алексу. Я всегда любил и люблю только тебя.

Он опять начал двигаться, каждым толчком утверждая нежную власть над ее телом, раз за разом словно говоря о своей любви и силе своего желания. Остатки сопротивления испарились бесследно, и Мэгги подхватила напористый ритм его движений, обвила ногами талию Майкла, вместе с ним поднимаясь к вершинам наслаждения. Почувствовав, как ее тело содрогнулось в упоительном взрыве, Майкл наконец позволил себе последовать за ней. Нестерпимо острое блаженство захлестнуло его, подхватило и швырнуло в сверкающую пропасть. И когда исступление стихло, Майкл осознал, что отныне его жизнь изменилась окончательно и бесповоротно.

Да он и не хотел, чтобы было иначе.

Он любит ее.

Эти слова звучали в сознании Мэгги вновь и вновь. Иногда ангельски прекрасным пением, иногда развеселым издевательским гоготом. Так или иначе, с этим необходимо разобраться… но сейчас, видит Бог, она слишком выбита из колеи.

Мэгги пошевелила уже освобожденными запястьями. Майкл обнимал ее так нежно, как никогда не был нежен с ней ни один мужчина. И когда они занимались любовью, он не столько тешил свои прихоти, сколько старался дать ей все мыслимое наслаждение и ожидал от нее того же.

Мэгги удержала слова, готовые сорваться с губ, и смолчала. Всего три слова… Но произнести их было труднее всего. Влажное тело Майкла, прижимавшееся к ней, было таким неоспоримо настоящим. Он одарил ее воистину бесценным подарком. Доверием. Непостижимым образом Мэгги, оказавшись связанной и принужденной к безоговорочному подчинению, научилась доверять другому человеку.

— Спасибо, что доверилась мне. — Майкл бережно коснулся губами ее спутанных волос. — Я хочу знать о тебе все, cara, но я подожду.

Его терпеливость потрясала самые основы ее мира. Почему Майклу нужно не только ее тело? Он сказал, что никогда не любил Алексу, и не солгал. Наверное, Мэгги в глубине души всегда чуяла правду, но не хотела лишиться последнего препятствия на пути к нему. Теперь ей некуда бежать, нечем прикрываться. И все же она не в силах произнести те самые три слова, в которых так нуждается Майкл.

Мэгги прикрыла глаза и отдала ему единственное — кроме этих слов, — что у нее еще осталось. Свою тайну.