Шрифт:
Стас дает Вадиму винтовку, себе берет тоже. А я что, хуже всех? Когда-то давно в Березани мы ходили в тир, и я стреляла лучше их обоих. Бывший «афганец» — усталый дядька без ноги, управляющий тиром, учил нас стрелять — говорил, что это должен уметь каждый, кто хочет выжить. Мы считали его психом, но стрелять он нас научил весьма неплохо, так что я тоже хочу что-нибудь огнестрельное.
— Лиза, иди сюда. — Стас научился командовать? Нет, дружок, только не мной. — Ты меня слышишь, упрямое создание?!
— Стас, перестань валять дурака, — говорю я.
— Бери револьвер. Стрелять ты умеешь.
Еще бы мне не уметь стрелять! Но не из револьвера, конечно. Вот винтовку бы...
— Взводишь курок, целишься и нажимаешь — и крепче держи, у него сильная отдача.
В доме погас свет. Я прижимаюсь спиной к стене. На улице тоже темно, видимо, наши непрошеные гости нашли распределительный щит и резвятся от души. Это напрасно.
Стас стоит рядом, совсем близко. Так близко, что я чувствую знакомый запах его кожи. Нет, Лиза, все в прошлом, покрылось пылью и никому не интересно.
Слышны осторожные шаги. Не думаю, что нас атакует батальон убийц, я совсем не понимаю, кому понадобилось нас убивать и что происходит. Тень темнее тьмы вступает в комнату. Кто-то крадется вдоль стены. Стас с силой бьет незваного гостя прикладом по голове — сотрясение мозга тому обеспечено, а судя по хрусту...
— Перелом затылочной кости черепа. — Рыжий поставил диагноз — шепотом. — Стас, ты полегче, этот нам уже ничего не скажет, а мы должны знать.
— Может, еще скажет...
— Только во время спиритического сеанса.
Рыжий в этом разбирается, факт. Я тоже общий курс не забыла, так что он прав, парню кранты.
— Может, он был один? — Я хочу, чтобы снова зажегся свет, темнота этого неуютного дома меня угнетает. А еще я голодна.
— Не думаю. — Стас сжимает мою ладонь. — Не бойся, Лиза.
— Я и не боюсь. Просто есть хочу. Давайте быстренько разберемся с ними и сварим сосиски.
— Тихо!..
По лестнице кто-то поднимается. Так, еще один кандидат в покойники. А чего они хотят? А может, это просто воры? Нет, не сходится, окна были освещены, они видели, что в доме есть люди.
Снова отвратительный хруст — они какие-то косорукие, и этого грохнули!
Мы осторожно продвигаемся к выходу из комнаты. Надо немедленно положить конец этому безобразию. Внизу еще кто-то есть, до меня доносится запах пота. Так, скунса убиваем сразу, если человек не моется, значит, нарушает мои гражданские права на чистый воздух. Смерть микробам!
Стас сжимает мои пальцы. Еще не так давно я бы за одну такую минуту отдала всю оставшуюся жизнь. Теперь другие времена, но должна признать, что он до сих пор волнует меня. Наверное, я еще не излечилась от него, да и пройдет ли это когда-нибудь? Что ты сделал со мной, Стасик? Что ты сделал с нами? Неужели оно того стоило? Наверное, у него какая-то своя правда.
Человек поднимается по ступенькам. Он идет быстро и тихо, движения его, как у большого кота, ловкие и грациозные. Он кажется мне опасным, и потому я сильнее сжимаю рукоятку револьвера. Оружие оживает у меня в руке, потом звучит выстрел, ужасный, такой громкий — человек падает и катится вниз по ступенькам. Я ошарашенно подношу револьвер к носу — невероятно, я вовсе не хотела стрелять!
— Лиза, ты что?!.
— Рыжий, оно само... случайно!
— Отдай револьвер, пока ты голову себе не прострелила — случайно.
— Нет, — еще чего, я не виновата! — Не отдам.
— Лиза, теперь это грязный ствол.
— Если у тебя есть нож, я извлеку пулю из трупа.
— Хорошая идея.
Мы спускаемся по ступенькам, Стас идет к щитку. Что ж, на войне, как на войне. Надо посмотреть, что там с охранником.
— Лиза, стой!
Не надо переживать, дорогой, я только погляжу, жив ли этот болван. Тоже мне, охранник! Зачем наниматься на работу, которую и делать-то не умеешь? Ну вот, досталось ему по-взрослому, но он жив. Кожа содрана, много крови, но череп цел. Голова у него поболит, томограмма покажет другие повреждения, хотя вряд ли они есть. Убивать его не собирались. А нас — таки да.
— Как он? — Рыжий наклоняется к раненому.
— Жив. Надо бы его в больницу.
— Я все устрою, идите в дом. — Стас враз стал чужим. — Лиза, осторожнее с револьвером.
— Я не знаю, как это получилось!
— Именно это я и имею в виду.
Конечно, он мне это будет припоминать еще сто лет. А не надо было мне говорить, чтобы я взвела курок. Сам велел, а теперь бухтит...
Мы идем в дом. В холле лежит труп человека, которого я застрелила. Черт подери, ну не хотела я, честно. Правда рядом с ним валяется пистолет с глушителем, так что моя совесть молчит. Этот парень — не Красная Шапочка, и вряд ли он пришел сюда, чтобы признаться мне в любви, а потому сетовать нечего.