Женщина, следившая за ними в Берлине, оказалась сотрудницей восточногерманской службы безопасности. Она доложила Арво о том, что они вопреки запретам пересекли границу с Западным Берлином. Трех нарушительниц грубо отчитали перед общим собранием выехавшего на гастроли коллектива Большого театра. Потом им прочли «лекцию», в которой подчеркивалось, что в Западном Берлине нет ничего, чего они не смогли бы приобрести в «demokratischen Sektoren», а приспешники капиталистов спят и видят, как бы похитить трех советских балерин. Нине, Вере и Полине пришлось стоять перед товарищами и объяснять свой проступок тем, что их намеренно заманили в капиталистический мир, но они, к счастью, смогли выбраться оттуда и больше ни за что на свете не рискнут оказаться в «недемократическом» мире.

Какая ложь! Какая мелочность! Они проехали всего-то две лишние станции в метро. Наверняка многие знают правду. Полина говорила, что надо быть сумасшедшей, чтобы решиться бежать на Запад, даже попытаться бежать. Если убежишь, тебя найдут и переломают ноги…

Теперь Зоя убеждала Герша написать письмо покаяния.

— Я тебе помогу, — убеждала она мужа. — У меня неплохой стиль.

Герш, еще раз пробежав глазами постановление, сказал:

— Не уверен, что Сталин вообще видел этот документ.

Зою охватил благоговейный страх. И неудивительно. Она восхищалась гениальностью великого вождя. К примеру, на стене, где раньше висело маленькое овальное зеркало, теперь красовалась вставленная в рамку вырезка из прошлогодней «Правды»:

— Извините, но у меня назначена встреча, — чувствуя себя неловко, сказала Нина. — Мне пора. Увидимся дома, Виктор.

С явным облегчением Нина вышла из комнаты. Ее сердце сжалось, когда она подумала о плохой новости, которую придется сообщить Вере.

В понедельник утром Григорий первым делом отправился к Дрю.

Она встретила его улыбкой, поднялась из-за стола и крепко, по-деловому пожала ему руку.

— Рада вас видеть.

— И я рад. Вижу, отпуск пошел вам на пользу. Вы принесли с собой немного солнца.

— А я-то думала, что весь мой загар уже сошел, — еще шире улыбнулась Дрю. — Каталоги уже напечатаны. Вы получите один экземпляр по почте сегодня, может, завтра.

Свершилось! Механизм запущен, и теперь ничто не сможет помешать проведению аукциона. Григорию даже не верилось в это. Поскорее бы взглянуть на каталог!

Дрю порылась в сумке и достала оттуда книгу.

— Спасибо, что дали почитать.

— Это вам спасибо. Мои переводы не пользуются популярностью.

— Мне понравилось. Стихи звучат так, словно с самого начала были написаны на английском. Если бы я не знала, что…

Чувствуя себя немного неловко, Григорий признался:

— Эти стихотворения, в некотором смысле, труд всей моей жизни.

Дрю кивнула с таким видом, словно давно об этом знала.

— Замечательные стихи, особенно поздние. Мне кажется, последние стихи Виктора Ельсина существенно отличаются по стилю от всего, написанного им прежде.

Григорий кивнул.

— Я написал несколько работ по этому поводу. Мы, ученые, любим писать научные статьи, когда нечем заняться.

Женщина засмеялась.

— И к каким выводам вы пришли?

— О-о, лучше не искушайте меня! Если я начну рассказывать, то нескоро замолчу.

— Пожалуйста!

Она смотрела Григорию прямо в глаза.

— Хорошо. Мне кажется, изменения в его стиле произошли вследствие перемен в его личной и профессиональной жизни. Новое видение порождает новый литературный стиль. Из стихотворений об этом, конечно же, не узнаешь, но после их написания Ельсина арестовали. Поговаривали, что он был причастен к антиправительственной деятельности. Ранее арестовали его близкого друга. Возможно, эти два ареста взаимосвязаны.

— Нина Ревская должна знать о причине ареста.

— Думаю, да.

Дрю заглянула в конец книги.

— Особенно необычно последнее стихотворение.

«Речной берег» выделялся на фоне творческого наследия Виктора Ельсина почти полным отсутствием метрической формы и рифмы.