Шрифт:
Второй вариант фильма в конце концов продали Соединенным Штатам. Вот отзыв Рене Жанна («Синэ-мируар», 15 марта 1923 года):
«Абель Ганс отправился в Америку, чтобы представить там «Я обвиняю» своим заокеанским коллегам и чтобы увидеть собственными глазами кучу вещей, о которых постоянно слышал хвалебные отзывы: индустриализацию кинематографа; организацию студий; достоинства исполнителей; условия съемок. Абель Ганс посмотрел почти все, что можно было увидеть на американских киностудиях.
По приезде его великолепно приняли Д.-У. Гриффит, очень скоро ставший его лучшим другом, Фицморис, известный режиссер фирмы «Индастриэл филм», Альбер Капеллани, Леонс Перре, Хуго Ризенфелд (знаменитый композитор. — Ж. С.), выдающийся скульптор Джордж Грэй Барнард, создатель статуи Линкольна в Вашингтоне, и другие. Благодаря этим дружеским связям Абель Ганс смог попасть в разные общественные группы, в частности к кинематографистам. Потом ему удалось передать свой фильм Большой четверке («Юнайтед артистс») на тех же условиях, что и Мэри Пикфорд.
После этого Абель Ганс вернулся во Францию, чтобы окончательно завершить работу над фильмом «Колесо», который он делал уже в течение двух лет».
Когда Ганс закончил «Колесо», ему было тридцать три года, но выглядел он в те годы значительно моложе своих лет, о чем свидетельствует иронический портрет Андре Давена («Синэа», 28 августа 1921 года).
«Лицо лицеиста (класса риторики), пишущего стихи и старающегося создавать «верлибры».
Философ в белом и черном.
Он ничуть не изменился за пятнадцать лет, хотя считают, что каждые полгода он молодеет на год.
Революционер, который сразу выскочит в генералы. Я не говорю — станет «Бонапартом». <…> Студия, декорации, актеры, освещение — все готово. Он тоже. Съемки начинаются. Однако сцена не ладится. Режиссер выражается туманно, отдельные моменты ускользают, детали не поддаются уточнению, старания удваиваются. Без толку.
Чувствуется необходимость внести в работу живую струю. Режиссер ее находит. При благоговейном молчании актеров… он просит: «Принесите мне виолу д’амур».
Это не шутка, и секретарь поспешно уходит и быстро приносит ему старый инструмент. А он… берет виолу, любуется ею, поглаживает, касается наугад ее струн или, быть может, наигрывает что-то из Десятой симфонии… Затем, когда вдохновение вновь слетает на его призыв, рапсод выпрямляется: «Ну вот, теперь я готов… Унесите мою виолу».
Возможно, что эпизод с привлечением музыкального инструмента выдуман Андре Давеном, но в «Колесе» действительно была виола д’амур. Вот краткое изложение сценария, написанного Абелем Гансом:
«После крушения поезда железнодорожный машинист Сизиф (Северен-Марс) берет на воспитание сироту Норму. Проходит пятнадцать лет. Норма, ставшая прелестной белокурой девушкой (Иви Клоуз), росла вместе с сыном Сизифа Эли (Габриэль де Гравон) и считала его своим братом. Эли — скрипичный мастер и старается открыть в своих инструментах (особенно в виоле д’амур) утраченный секрет Страдивари.
Инженер железнодорожной компании Эрсан (Пьер Манье) влюбляется в девушку. Он оказывает давление на Сизифа, обвиняет его в пьянстве, злобе и буйстве. Машинист признается, что он втайне влюблен в свою приемную дочь. Инженеру все же удается жениться на Норме, и он уезжает с ней на поезде. Паровоз ведет Сизиф.
С дикими глазами, почти потеряв рассудок, машинист кладет руку на регулятор, переводит его, и поезд мчится с адской скоростью к неминуемой катастрофе. Не погибнут ли вместе Роза рельсов и Мастер колеса? Но, к счастью, помощник машиниста Машфер (Тероф), как обычно, задремавший, внезапно просыпается и успевает передвинуть регулятор. Казавшаяся неминуемой катастрофа предотвращена» [62] .
62
Здесь и далее мы приводим краткое содержание фильма, опубликованное в «Cin'e-Miroir» (1923, 15 mars). Его редакция была, без сомнения, проверена Гансом.
Когда Норма уезжает, в доме машиниста вновь воцаряется мир; это маленький домик, затерявшийся среди рельсов. Но злой рок преследует Сизифа. Вырвавшаяся струя горячего пара почти ослепляет его. Скрипач Эли находит в семейном дневнике секрет рождения Нормы. Она не была его сестрой, а он ее любил и мог бы на ней жениться. Он обрушивается с упреками на Сизифа.
Состарившегося машиниста железнодорожная компания посылает работать на фуникулере горы Монблан. Сын отправляется с ним. «Но колесо судьбы не отстает от своей жертвы — оно должно настигнуть его и раздавить». Инженер вместе с женой Нормой приезжают провести отпуск в Шамони. Там она находит своего отца и Эли. Инженер в приступе ревности увлекает молодого человека в горы, на узкую площадку над глубоким ледником. Там происходит драка. Эли падает вниз, но, зацепившись за корень, висит над пропастью.
В хижине своего отца Норма предчувствует несчастье. Сенбернар воет, как перед чьей-то смертью. Появляется Эрсан, он еле ползет по снегу. Эрсан рассказывает о происшедшей драме и умирает. Норма бежит на место драмы. В ту минуту, когда она и Сизиф готовы были его спасти, обессилевший Эли падает в пропасть.
Старый, слепой машинист уходит в хижину на высокой горе вместе с собакой, его единственным спутником. Свою дочь он прогоняет. В годовщину трагедии он хочет поставить крест на месте гибели сына. Там застает его Норма. Она поселяется в хижине слепого, чтобы ухаживать за ним, а он преследует ее своей грубостью. Наступает праздник — день Святого Жана. Хороводы горных жителей кругами кружатся повсюду в Альпах, и, пока Норма танцует, Сизиф умирает».