Шрифт:
Вторая бабушкина осведомительница писала ей по этому вопросу кое-что не совсем лестное для Пенхержевского: женился на вдове, богатой купчихе, чуть не вдвое его старшей, обобрал ее дочиста и бросил, процесс о разводе затеял да еще безвинную супругу осрамил, обвинивши при помощи «благородных свидетелей» в прелюбодеянии! Конечно, всякое бывает на свете, но и то надо сказать: люди любят злословить, а языки у них без костей. Сколько тут правды и сколько лживого злословия — установить невозможно. Одно верно, что Пенхержевский развод получил с правом вступить в новый брак…
По личному же впечатлению бабушки такой воспитанный и благородный человек не может сделать такой подлости, в какой его московские сплетники обвиняют. Да и как поверить осведомительнице, когда сама она — сплетница первого сорта! Попытала с этой стороны бабушка Павла Николаевича — тот даже рассердился за своего нового друга:
— Идейный, честнейший и бескорыстнейший человек!
— А средства откуда?
— Фабрику фальшивых ассигнаций имеет!
Если Павел Николаевич гордился дружбой с Пенхержевским, если бабушка была пленена его благородством и воспитанностью, то все прочие жители штатов прямо благоговели перед этим, как они называли гостя, «другом революции». И действительно, защищает он политических преступников, как может защищать только отец своих детей: бескорыстно, всей силой разума, красноречия, темперамента и таланта и всей ненавистью к русским царям и русскому правительству, полученную им от униженных, разоренных и лишенных родины отцов и дедов. Ни к какой политической организации Адам Брониславович не принадлежал и сам лично революцией не занимался, но всеми силами помогал ей и тут, пожалуй, был поопаснее для русского правительства, чем сотни профессиональных подпольных революционеров. Бросая свои словесные бомбы со скамьи защитника в публику, Пенхержевский творил то же самое дело разрушения власти и государственности, что и революционеры, но оставался неуязвимым для охранителей. В каждом политическом процессе, в суде гражданском, военном или особом, если только допускалась защита, Пенхержевский участвовал как и в сенсационных и скандальных для властей предержащих процессах, где являлся простор для сатирических речей в щедринском духе. Нельзя было даже определить, какой из нелегальных политических партий сочувствовал Адам Брониславович и какую из политических программ считал для себя наиболее приемлемой. С одинаковой готовностью и, казалось, искренностью он перевоплощался в единоверца со своим подзащитным, какой бы партии он ни был. Достаточно было того, что клиент тем или иным путем «ниспровергал существующий порядок». С одинаковой убежденностью он защищал как террориста, так и отвергающего террор революционера, и в первом случае доказывал, что террор — естественное и неизбежное следствие нашей внутренней политики, во втором случае ставил в заслугу своему клиенту именно то обстоятельство, что он отвергает террор, как морально неприемлемое для него средство, как безнравственное злодеяние, довольствуясь единственным данным нам Господом оружием — словом и велением совести, а поэтому этот преступник — не преступник, а вполне естественное явление на путях исторического процесса — снятие оков с человеческого слова, которое всегда можно назвать «пропагандой». Из процессов неполитических Адам Брониславович, как уже сказано, выступал лишь в таких, которые сулили скандал для особ высокопоставленных или целого министерства. В этих случаях он брал под свою защиту самых видных мерзавцев и негодяев, строя их оправдание на том основании, что эти мерзавцы и негодяи и не могут быть иными, если на негодяйстве покоится вся система государственного управления. Человек умный и хитрый, научно и литературно образованный, талантливо-вдохновенный и остроумный, он находил для своих «речей с бомбами» такие формы, которые, давая ему возможность зло вышучивать правительство, суд и самый закон, не давали суду возможности посадить на скамью обвиняемых самого защитника. В больших делах выступал лично, а в маленьких всегда охотно давал советы партийным вождям, безразлично народовольцам или марксистам, а потому и был общим другом всем воинствующим разрушителям государства Российского. Это был подлинный «друг революции», тайный пламенный мститель за свое поруганное и отнятое отечество, искусно притворявшийся другом русского народа и его «правдоискателей»…
Вот почему во всех никудышевских штатах, несмотря на их взаимное отрицание, Пенхержевский оказался одинаково приемлемым, чтимым и желанным гостем.
Все были в восторге от редкого гостя с его исключительными добродетелями: красотой, воспитанностью, бескорыстностью, идейностью и прочее, и прочее. В восторге девицы, в восторге бабушка, в восторге Павел Николаевич, в восторге даже статистик, первоучитель марксизма, Скворешников, гость акушеркиного штата.
Сегодня за общим ужином, за которым чествовался гость приветами, Скворешников, жестикулируя трубкой, произнес речь от левого штата, в которой, между прочим, сказал:
— В своих речах вы даете такие блестящие характеристики и иллюстрации нашего беззакония, бесправия и насилия, нашего варварского деспотизма, что русская мысль всех классов общества приковывается к вопросу: что надо делать, чтобы повалить русское самодержавие?
И все бурно аплодировали, а Марья Ивановна вскочила, ткнула папиросу в тарелку соседа и продекламировала:
Буди барабаном уснувших, Тревогу без устали бей! — [348]348
Стихотворение П. И. Вейнберга (1831–1908) «Доктрина» (1867). Подражание одноименному стихотворению Г. Гейне (1846).
и поперхнулась, забыла, как дальше…
Когда начались эти похвальные речи, Пенхержевский очень смутился, но увидя, что бабушки за столом уже нет, успокоился и, выслушав все глупости, встал и произнес дифирамб в честь всей русской интеллигенции, неустанно борющейся за права всего человечества и всех народов, попираемых тяжелой пятой царского сапога, и поднял бокал за тот прекрасный день, когда русские и поляки дружным совместным напором повалят общего врага… Боже, что тут произошло!
И «шестидесятники» в лице тети Маши с мужем, и «либералы» в лице Павла Николаевича, и народники-революционеры в лице Марьи Ивановны и супругов Гавриловых, и «марксисты», чистые и нечистые, в лице Скворешникова, Кости Гаврилова и Ольги Ивановны — все, не ожидая будущего победного дня, потянулись с бокалами и братскими поцелуями к Пенхержевскому, олицетворявшему сейчас несчастную поруганную Польшу… Потом, желая ублажить представителя несчастного польского народа, пропели хором:
Еще Польша не сгинела… [349]чем до слез растрогали пана Пенхержевского. Он подсел к фортепьянам и громко и победно заиграл «Марсельезу» [350] , а хор подхватил. Пенхержевский запел по-французски, а остальные, не зная языка или слов, воинственно махали рукой, отбивая такт и крича вдохновенно:
Тра-та-та, та-та-та, та-та-та, Тра-та-та, та-та-та, та-ра-ра!349
Еще Польша не сгинела… — государственный гимн Польши (с 1926 г.). Мелодия песни заимствована у «Марша Домбровского», народной песни о генерале Яне Домбровском (1755–1818), одном из предводителей восстания Тадеуша Костюшко 1794 г. Слова написал политик, публицист и сподвижник Костюшко Юзеф Выбицкий (1747–1822).
350
«Марсельеза» —французская революционная песня. Слова и музыка К. Ж. Руже де Лиля (1792). Стала государственным гимном Франции. В России получил распространение перевод П. Л. Лаврова, сделанный в 1875 г.
И грозно подтоптывали ногами…
Наташа получила «предложение», родители дали согласие, и отчий дом закипел в радостной суматохе. Весть об этом событии быстро разнеслась по соседям, по всему уезду и долетела до столицы дворянства, Симбирска. Зазвенели колокольчики: гости потянулись с разных сторон — узнать, правда ли, а кстати взглянуть на столичную знаменитость… «Хорошего бобра» убили Кудышевы! Все дворянские невесты чуть только не плакали от зависти…
«Бабушкин штат» сделался именинником, и со стороны казалось, что вся жизнь сосредоточилась теперь в старом доме с побеленными колоннами. Все прочие штаты как-то притихли и стушевались перед радостным семейным событием в отчем доме, и никто не интересовался, что происходит там…
А между тем в «акушеркином штате» под радостную суматоху семейного события обделывались свои «конспиративные дела». Там появился свой знаменитый гость, которого зря никому не показывали и о пребывании которого знали только немногие избранные. Подруга жизни Владимира Ильича Ульянова, «товарищ Крупская» [351] . Она была командирована «главной швейцарской квартирой» в Россию, привезла транспорт «Искры» [352] , успела побывать в главных «штабах» Москвы и Петербурга с конспиративными поручениями «Центра» и, желая повидаться с родными «Ильича», оказалась в Симбирской губернии. На сей случай ей было дано Дмитрием Николаевичем поручение повидаться с Марьей Ивановной и передать ей письмо в Никудышевку. Конечно, неожиданная гостья была принята Марьей Ивановной как родная, тем более что они знали друг друга еще по Сибири, хотя всегда стояли на разных «платформах», соответственно платформам своих мужей. Впрочем, Марья Ивановна, давно уже разлучившаяся с мужем, стала утрачивать программное чутье, и марксисты-победители немало уже засорили ее идеологическую чистоту. Поэтому партийная враждебность сибирской жизни потускнела, тем более что по редким письмам Дмитрия Марья Ивановна начинала понимать, что Дмитрий склоняется на сторону марксистов и дружит с Ильичом. Душевные разговоры с гостьей подтвердили эту догадку Марьи Ивановны, и она совершенно растерялась и сразу утратила всю свою недавнюю прямолинейность в рассуждениях о благе человечества и русского народа.
351
Крупская Надежда Константиновна (1869–1939) — участница социал-демократического движения, жена и соратник Ленина, педагог, теоретик библиотечного дела. С 1891 г. преподавала в вечерне-воскресной школе для рабочих. В 1896 г. арестована, выслана в Уфу, переведена отбывать ссылку в Шушенское, где и произошло венчание с В. Ульяновым. Секретарь газет «Искра», «Вперед» и др. После 1917 г. работала в Наркомпросе, участвовала в исследовательской и издательской деятельности Института Ленина.
352
В Швейцарии (Лозанна, Женева, Цюрих) жило большинство эмигрировавших социал-демократов. «Искра» — русская заграничная социал-демократическая газета, с 1900 по 1905 г. вышло 112 номеров. В состав редакции входили В. И. Ленин, Ю. О. Мартов, Г. В. Плеханов, П. Б. Аксельрод, В. И. Засулич. После раскола РСДРП на II съезде (1903) в редакции остались Ленин и Плеханов, затем Ленин вышел из ее состава, и «Искра» стала органом меньшевистской фракции.