Шрифт:
— Мы все — пешком!
— Разве и наши балбесы в церковь вздумали?
Под балбесами бабушка разумела всю мужскую молодежь, которую считала безбожниками.
— Какие балбесы? Мы идем с папой и Адамом Брониславовичем!
Бабушка смутилась:
— Ну, это — другое дело.
Торжественно выплыла из дома бабушка, сводимая с лестницы двумя девками под локотки. Зрелище, привлекшее внимание всей дворни. Бабушкина колымага была тоже украшена березками. Это проделал Петр с явным умыслом пошутить над бабушкой: колымага напоминала теперь скорее садовую беседку, чем полуоткрытую карету. Принарядившийся Никита с густо намазанной коровьим маслом головой вскарабкался на высокие козлы и тронул лошадей. Вздрогнули колокольчики, посыпались бубенчики, и садовая беседка поплыла к распахнутым воротам, где топталась уже куча деревенских ротозеев и ребятишек…
— Ровно баба-яга в ступе, — шепотком подсмеиваются никудышевские варвары, а шапки на всякий случай с голов сбрасывают:
— С праздничком, ваше сиятельство!
Одно зрелище кончилось, началось новое: пешее шествие господ. Расступились, пожирают насмешливо-любопытными взорами, опять шапки долой и хором: «С праздничком!»
Впереди всех Наташа с Людочкой в белых кисейных платьицах, в веночках из белой сирени, под зонтиками: у Наташи зонтик ярко-пунцовый, у Людочки — синий. Точно два цветка: мак и василек. За ними — Костя Гаврилов и Петр Павлович в пристяжках [336] к соломенной вдове [337] , Зиночке Ананькиной; Костя в вышитой русской рубахе, Петр в чесучовой паре [338] , Зиночка вся в фиолетовых тонах, а зонтик у нее — японский. Затем Сашенька с Марьей Ивановной: первая в малороссийском костюме, вторая в неизменной кофточке с ремешком. Позади всех — Павел Николаевич с гостем, Пенхержевским… Оба — в белых костюмах и соломенных шляпах-панамах.
336
Пристяжные — лошади, запрягаемые сбоку от оглобель для помощи коренной, центральной, лошади в тройке. Зд.: ироническое определение сопровождающих.
337
Соломенная вдова —женщина, живущая во временной разлуке с мужем.
338
Чесуча (чесунча) — плотная шелковая ткань, обычно желтовато-песочного цвета.
Есть на что посмотреть! — Все ротозеи глаза разинули, бабы с девками в восхищенном умилении зашептались, делясь между собой впечатлениями от разных поразивших их подробностей в одежде и украшениях.
Не будем строги к этим варварам: если в городах у модных витрин с манекенами по часам трутся культурные и просвещенные зеваки, почему бы жителям Никудышевки не взглянуть на столь редкостную выставку живых манекенов из господ и их гостей?
Бедный лохматый Костя Гаврилов безнадежно влюблен в Наташу. Петр Павлович разводит свой очередной «адюльтер» с Людочкой Тыркиной. Едва вышли за околицу, как эти, по бабушкиному выражению, балбесы начали осаждать спутниц. Наташа молчалива, строга, полна религиозно-праздничным настроением и своей тайной. Она охраняет эту тайну от постороннего взгляда, бережет ее, как драгоценность. Нет в ее душе ни хитрости, ни ревности, ни зависти, ни жажды кокетничать. Любовь ей кажется глубокой и огромной, как море, как небо, манящей и страшной стихией, прекрасной и роковой. Нельзя шутить, нельзя иронизировать над этим таинством души. А Петр с Людочкой «паясничают», изощряясь в остроумии и дешевеньких, вычитанных из плохих французских романов диалогах на любовные темы, а потом еще и другой кавалер одолевает умными разговорами о прибавочной стоимости и производственных отношениях, о мире как нашем представлении, об анархизме, который разделяется на два вида [339] . Увы! Ни Карл Маркс [340] , ни Шопенгауэр, ни Штирнер [341] , даже сам Ницше [342] не помогают в делах нежного чувства! Костя старается поразить девушку своими познаниями, своей начитанностью, глубиной мысли и чувств, но девушка остается молчаливой и невнимательной. Наташа прислушивается к своей душе, и чудится ей там необыкновенная музыка, тихая-тихая и такая нежная, что для нее все эти умные слова — как топор или барабан…
339
«Мир как представление» и «мир как воля» — исходные идеи учения немецкого философа А. Шопенгауэра (1788–1860), изложенные им в основном труде «Мир как воля и представление» (1819–1844). Философ предлагал синтезировать рациональное и интуитивное мышление, поскольку человек воспринимает мир, прежде всего, как некое единство, обладающее вечным и постоянным движением и изменением, т. е. вечной вибрацией, которую Шопенгауэр и назвал «мировой волей» и фиксировал четыре основные ступени ее проявления: силы природы, растительный мир, животное царство и, собственно, человек, единственный из всех одаренный способностью к абстрактному мышлению (представлению). Анархизм — учение об обществе, признающее в качестве руководящего начала только волю отдельной личности. Основателем научной теории анархизма был У. Годвин, идеи развивали П. Ж. Прудон, М. Штирнер, П. А. Кропоткин, М. А. Бакунин и др. В анархизме выделяются два течения, основой которых являются коллективизм и индивидуалистический анархизм. В отличие от индивидуалистического анархизма, подчеркивающего личную автономию, социальный анархизм связывает свободу личности с социальным равенством и подчеркивает значение общественного объединения и взаимопомощи. Если индивидуальный анархизм утверждает важность и необходимость частной собственности, то социалистический анархизм в частной собственности усматривает источник социального неравенства.
340
МарксКарл (1818–1883) — немецкий философ, экономист, политический журналист, научные труды и публикации которого сформировали в философии диалектический и исторический материализм, в экономике — теорию прибавочной стоимости, в политике — теорию классовой борьбы, получившие общее название — марксизм.
341
ШтирнерМакс (1806–1856) — немецкий философ-младогегельянец, идеолог анархизма. Исходным теоретическим пунктом мировоззрения Штирнера был тезис о самосознании как творческой силе истории. Идеалы и социальные черты человека представляют собой нечто общее, тогда как всякая личность единична. Понятия «человек», «право», «мораль» и т. п. он трактовал как отчужденные формы индивидуального сознания, их источник — сила и могущество отдельной личности. Главное произведение — «Единственный и его собственность» (1845).
342
НицшеФридрих (1844–1900) — немецкий философ, представитель философии жизни. Испытал влияние А. Шопенгауэра и Р. Вагнера. В своих сочинениях, написанных в жанре философско-художественной прозы, выступал с анархической критикой культуры, проповедовал эстетический имморализм. Создатель мифа о «сверхчеловеке», воплотившего индивидуалистический культ сильной личности в сочетании с романтическим идеалом «человека будущего».
Подтянулась к молодежи Марья Ивановна. Она давно уже видит, что «чепуха» происходит: идейный Костя, которому надлежало бы ответить взаимностью влюбленной в него Ольге Ивановне (оба — марксисты!), ухаживает за чуждым «классовым элементом», за кисейной барышней. И ей и досадно, и обидно за свою сестру Ольгу, которая плачет по ночам от бессильной ревности.
Послушала-послушала она, как Костя старается Наташу идейным разговором очаровать, и не вытерпела. Оттянула его за рукав в сторонку и шепнула:
— Не мечи бисера! Не стоит…
Густо покраснел Костя Гаврилов, сердито отдернулся от акушерки и снова прилип к Наташе… Настойчивый и очень уж надеется на Карла Маркса!
Около церкви не продерешься. Вся ограда запружена народом. В распахнутые двери паперти вырывается хоровое пение, видны бесчисленные огоньки горящих восковых свечей.
— Осади! Осади! — покрикивает урядник, делая под козырек нарядной компании никудышевских господ и раздвигая густую толпу потных парней, мужиков и баб. Народ расступается, насмешливо и враждебно посматривая на сильно запоздавших нарядных богомольцев и богомолок. А потом затаенно ропщет:
— Нас не пропущают, а им — пожалуйте!
— Это для нас нет места в храме Божьем, а для них всегда найдется…
— Милее, видишь ли, они Господу-то. Вишь, как разряжены, словно анделы!
Около церковной ограды — несколько тарантасов, запряженных парами лошадей. Позванивают лениво колокольцы. Это с разных сторон — господа и начальники. Тут же и бабушкина колымага в березках. Около тарантасов — ямщики. Тут же и Никита. Про своих господ сплетничают, душу отводят, рассказывая про их причуды, несправедливости и глупости. Всякого тут наслушаешься, больше, впрочем, дурного и смешного, чем хорошего и дельного. В общем, критика господ — недоброжелательная.
В церкви тесно, душно, жарко и шумно от кашля, детского плача, ссор и шепотов. Господам отдельное место уготовано: решеткой впереди огорожено, чтобы не теснили и белых платьев не испачкали. Точно какие-то Божии избранники! Бабы с мужиками эту загородь в насмешку «раем» прозвали:
— При жизни в рай-то попадают!
И урядник встал около загороди. Мужиков и баб отпихивает, господское спокойствие охраняет.
Этот рай бабушка учредила, и там у нее даже мягкая скамеечка поставлена.
Все в этот рай вошли, кроме акушерки, Сашеньки и ее мужа. Те отказались принципиально. Марья Ивановна очень удивилась и рассердилась на Костю Гаврилова, который примкнул к «привилегированному сословию» и оказался за решеткой. А еще марксист!..
Когда обедня кончилась, батюшка с крестом прежде всего «господ из загороди» обслужил. Сперва бабушка приложилась, а за ней все прочие. Так уж издавна установилась эта очередь. Приложились господа, получили по просвирочке и домой, а тогда уж и к народу крест обратился. Толкотня, давка, визги и ссоры. Поскорее уйти от этого безобразия! Урядник прочистил путь, и господа первыми, под перезвон колокольный из церкви вышли и между собой в ласковое общение вошли: поздравления, поцелуи, восхищение костюмами. Вот и господские лошади тронулись: зазвенели на разные лады колокольчики и бубенчики, все село этими веселыми звонами наполнилось, а мужицкие собаки заголосили от злости… Вот и бабушкина колымага в березках поплыла… Смотрят вдогонку парни, мужики и бабы, не попавшие в церковь за теснотой, и присоединяются к собакам: