Шрифт:
С какой-то загадочной обреченностью Россия неслась в пропасть революции…
Слепые были так уверены, что Япония не осмелится воевать с Россией, что, когда японский флот, не ожидая формального объявления войны, первым выступил и нанес чувствительный удар нашему порт-артурскому флоту [586] , дремавшему в бухте во всем своем величии, — это удивило наше правительство, как гром с небес в зимнее время! Потом последовали неудача за неудачей: погиб броненосец «Петропавловск» [587] с нашим лучшим адмиралом Макаровым, несчастный Тюренченский бой [588] , такой же морской бой у Порт-Артура, в котором мы потеряли несколько лучших судов… Наш флот был обречен на полное бездействие…
586
В ночь на 27 января 1904 г. без объявления войны японский флот обстрелял русскую эскадру на рейде Порт-Артура, что привело к выводу из строя нескольких важнейших кораблей и обеспечило беспрепятственную высадку японских войск в Корее.
587
Эскадренный броненосец российского Военно-морского флота «Петропавловск», в Русско-японскую войну флагман 1-й Тихоокеанской эскадры в Порт-Артуре, в 1904 г. подорвался на минах. Погибли адмирал Степан Осипович Макаров (1848/49–1904) и художник Василий Васильевич Верещагин (1842–1904).
588
18 апреля 1904 г. японская армия, имевшая пятикратный численный перевес, нанесла поражение русским войсками близ Тюренчена, что облегчило вторжение японских войск в Маньчжурию.
И каждый удар, наносимый Японией русскому государственному флоту и государственной армии, одинаково радовал как внешних врагов, так и всех внутренних, от революционеров до последнего мало-мальски культурного жителя, почему-либо недовольного порядками внутреннего полицейского управления страной.
Воевало правительство, а не Россия, от которой правительство как бы изолировалось. Правительство с каждой новой неудачею впадало в панику, а управляемый им житель России, как Иванушка-дурачок, радовался:
— Так им и надо!
«Пораженчество» как эпидемия охватывало русские умы и души…
Привыкли думать: когда поколотят правительство, то нам же будет легче и лучше!
Мужик кое-где роптал, не понимая, за что его гонят воевать, никакого боевого пафоса и национального подъема не проявлял. Только стоны и слезы баб и ребятишек да угрюмый взгляд исподлобья…
Кому нужна эта война?
На этот вопрос торопились ответить революционеры, и притом весьма просто и убедительно даже для темной мужицкой головы, не говоря уже о рабочих… Помирай, а за что, неизвестно. «За родину, царя и отечество». Но никто их не трогал, а полезли сами.
— Своего не дадим, а чужого нам не надо!
Революционеры работали с неутомимой энергией.
Сперва во главе террора стояли: за границей Гоц и дома Гершуни с «бабушкой революции». Когда Гершуни был схвачен, его место занял рожденный богом мести двуликий Иуда, инженер Евно Азеф.
И пятнадцатого июля 1904 года диктатор внутренних дел министр Плеве, несмотря на усиленную охрану его особы, был убит на улице Петербурга брошенной в его карету бомбой…
Гром от этого взрыва всколыхнул всю Россию и напугал царя и правительство…
Великое торжество было во всех претерпевших и злобствующих душах…
В городе Архангельске очередной четверг с его «буржуазными пирогами» прошел исключительно торжественно, с речами, объятиями и поцелуями: в этот день как раз до Архангельска долетела весть о совершенной над ненавистным министром казни…
Ликовали все без различия партий, пола и возраста, а некоторые в особенности. К таким относились потерпевшие от Плеве высланные сюда прогрессивные земцы, и в их числе, конечно, сам устроитель «буржуазных пирогов» Павел Николаевич Кудышев с семейством.
У этих была надежда на скорое возвращение домой.
После возбужденных воинственных речей пели хором революционные песни.
И сам Павел Николаевич вздумал запевать «Дубинушку»:
Но то время придет — наш проснется народ, И, встряхнув роковую кручину, Он в родимых лесах на врагов подберет Здоровее и толще ду-би-ну-у-у!А хор, махая руками и стуча ногами, подхватывал воинственно:
Эх, дубинушка, ухнем! Эх, зеленая, сама пойдет, сама пойдет, Да ухнем!И надежды потерпевших оправдались.
После убийства Плеве царь растерялся. Надо было выбрать нового министра, а он положительно не знал кого взять. При дворе работало несколько партий, и каждая подсовывала своего кандидата. В конце концов, царь не взял ни одного из этих кандидатов и послушался мадам Милашевич [589] , по первому мужу — Шереметьеву, а по рождению — графиню Строганову: назначил министром князя Святополк-Мирского [590] .
589
МилошевичЕлена Григорьевна (1861–1908) — дочь графа Григория Александровича Строганова и великой княгини Марии Николаевны Романовой, дочери Николая I, тетка Николая II. Ее имя часто упоминается в дневнике последнего русского царя, на которого она имела влияние.
590
Святополк-МирскийПетр Данилович (1857–1914) — князь, генерал-лейтенант. С 1895 г. — пензенский, с 1897 г. — екатеринославский губернатор. В 1900–1902 гг. — товарищ министра внутренних дел и командующий корпусом жандармов. В 1904–1905 гг. — министр внутренних дел. В ноябре 1904 г. выступил с проектом реформ, который предусматривал включение в Государственный совет выборных представителей от земств и городских дум, частичную амнистию, ослабление цензуры и пр., однако правительство отвергло проект как «чересчур левый». После начала революционных событий 1905 г. отправлен в отставку.
Вот какую беседу вел царь с князем перед его назначением.
— Я, Ваше Величество, имею свои политические взгляды и всегда поступаю так, как приказывает мне совесть. Правительство и общество ныне представляют два воинствующих лагеря. Такое положение установилось уже давно, а несчастная война довела эту борьбу до крайности. Такое положение невозможно. Правительство должно примириться с обществом, а это возможно лишь путем удовлетворения назревших и справедливых желаний общественных кругов, а равно и удовлетворением справедливых желаний населяющих Россию иноплеменных народов!