Шрифт:
Бабушку привезли из Симбирска тетя Маша с Ваней Ананькиным и Зиночкой. Тетя Маша чуть волочила ноги от горя и хлопот, и Ваня опять очутился распорядителем. Хотя он и старался изображать печаль на круглом румяном лице своем, но это ему не удавалось, и моментами трудно было думать, что он не на свадьбе, а на похоронах…
Во всех случаях он был находчив, энергичен и жизнерадостен и теперь, строя для приличия печальное лицо, повторял мысленно:
Жизнью пользуйся живущий, Мертвый мирно в гробе спи! [603]603
Цитата из баллады Ф. Шиллера «Торжество победителей» (1803) в переводе В. А. Жуковского (точно: «Спящий в гробе мирно спи»).
Приехала опечаленная Наташа, вся в черном, похожая на прекрасную клирошанку [604] из женского монастыря, из тех, на которых невольно заглядываются молящиеся мужского пола, мгновенно забывая обо всем небесном. Увидя ее, Ваня не выдержал тона и шепнул ей:
— Ты рождена для траура…
На другой день гнал лошадей в Никудышевку Павел Николаевич. Впереди мчался крытый возок [605] и не давал обогнать себя. Павел Николаевич сердился и ругал невидимого пассажира:
604
Клирошанка —поющая на клиросе певчая.
605
Возок — зимняя повозка, крытые сани с дверцами.
— Куда его черт несет?
Страшно удивился, когда этот возок подъехал к воротам отчего дома, и еще более удивился, когда из него вылез статный офицер в мохнатой папахе, оказавшийся сыном Петром.
Кивнули друг другу головой и обменялись пустыми словами:
— Приехал?
— Конечно.
— Я не думал…
— Почему это?
Вечером приехали генерал Замураев с сыном, земским начальником Коко. Утром в день похорон прибыл алатырский исправник с князем Енгалычевым. Позднее купец Яков Иванович Ананькин…
Вот и все, кто пожелал проститься с бабушкой. Леночка не могла приехать: заболел любимчик Женя, приехавший в Алатырь на каникулы. Не мог приехать и Машин муж, которому врач советовал избегать всяких волнений, как радостных, так и печальных, и заниматься исключительно диетой. К общему удивлению всех приезжих, в отчем доме хозяйничала на правах барыни Лариса и держала себя так непринужденно, что это бросало тень подозрительности на Павла Николаевича. Больная тетя Маша махнула рукой и стушевалась. Павел Николаевич был настроен прескверно: он чувствовал себя в отчем доме не только одиноким, но еще и каким-то неуместным, посторонним человеком. Оно так и было: один во вражеском политическом лагере! В центре события в доме — генерал Замураев, исправник, князь Енгалычев, точно не они к нему, а он к ним приехал нежеланным и непрошеным гостем на похороны собственной матери!
Петр Павлович держался тоже так, словно приехал не к отцу, а к генералу Замураеву. Демонстративно дружил с земским начальником, расшаркивался перед генералом, шептался с исправником. Наташа скрывалась в своей бывшей девичьей комнате, избегала встреч и разговоров даже с отцом либо часами молилась в часовне у гроба бабушки. Зиночка помогала Ларисе в подготовке поминального обеда под общим руководством Вани Ананькина. Зиночка с давно испорченным любопытством, направленным в дурную сторону, старалась хитрыми вопросами определить тайну отношений между Ларисой и Павлом Николаевичем; в сущности, она давно уже унюхала, что тут дело нечисто, но ей хотелось проверить свою догадку. Однако тут, как говорится, нашла коса на камень: не так проста, какой казалась, была и Лариса. Эта игра увлекла Зиночку, как спорт, и она, забыв о похоронах, пребывала в пикантном настроении…
Застонал погребальный колокол. Испугал на мгновение всех живых, напомнив им о скоротечности жизни, и все длинной вереницей потянулись белоснежным парком по узенькой щели в сугробах к фамильному склепу…
Часовня была маленькая, и в ней так было тесно, что пришедшие из деревни старики и старухи, пожелавшие помолиться за старую барыню, которая их лечила когда-то, топтались в снегу. Наташа стояла у самого гроба: она пришла сюда давно уже, а вот Павла Николаевича оттерли и прижали к стене, откуда можно было видеть только спины политических врагов…
Никто в часовне не плакал. А вот бабы около часовни шмыгали носами и отирали рукавом глаза и носы…
Когда бабушку зарыли, священник с дьячком перешли на могилу Дмитрия. Это Наташа попросила отслужить по нем панихиду. На ней присутствовали только сама она и братья покойного, Павел и Григорий. Не остался даже Петр, который демонстративно ускоренным шагом пошел прочь. А за ним поплелись и все прочие. На могиле Дмитрия оба брата отирали слезы.
Поминальный обед, устроенный под руководством знатока своего дела Вани Ананькина, был обильный и вкусный, смоченный разнообразными спиртными напитками, которые всегда путешествовали вместе с Ваней. У него было даже шампанское, и он, позабывши, что дело происходит на похоронах, начал было раскупорку бутылок. Хорошо, что это случайно увидал Петр и предупредил о неуместности. Засмеялся и, похлопав дружески по плечу Ваню, сказал:
— Эх, идиот же ты, Ванька! Вздумал на похоронах пить шампанское! Припрячь до времени. После выпьем…
Павел Николаевич и Наташа за поминальным столом не присутствовали: скрылись без объяснения причин, он — в своем кабинете, она — в девичьей комнатке.
А в столовой было шумно и оживленно. Ели и пили с большим подъемом, и купец Ананькин, то и дело вознося рюмку, произносил:
— Ну, господа, еще по единой за помин души Анны Михайловны! Хорошей души жил-был человек! Помянем-ка! Ну, господа! Все там будем. За новопреставленную рабу Божию! Все помрем, ваше превосходительство!