96) Доктор Г.Б. Шмит, Нью-Йоркский, в приведенной нами выше статье своей (92 примеч., стр. 157 и 169) совершенно верно рассуждает о сочинении Ренана, говоря: «Если должно высказать свое суждение о том взгляде, какой Ренан имеет на Иисуса, то не следует делать никаких обиняков, уверток и употреблять красных оборотов речи. Это совершенно низко, пошло. Это ослабляет частность и самую достоверность лица Иисуса. Это заставляет прибегать к крайним средствам. Это – свойство иезуитизма. Оправдание такого взгляда и поверхностно, и постыдно. Самая плохая мораль французских сочинений не может его перещеголять. Только француз после всего этого может еще обожать своего героя как идеал человечества. А потом среди таких отвратительных картин может еще расточать такие фразы, как, например, «наше глубочайшее уважение», «строгая добросовестность», «абсолютная искренность», в противоположность всяким обманам, которые приписываются Иисусу. Это значит – до крайности доводить пустой вымысел, перед которым каждый добросовестный человек невольно отступает с ужасом, – вымысел, который каждым верующим христианином заклеймится именем богохульства. Для Иисуса – как и для всякого обыкновенного человека – было бы в тысячу раз лучше умереть в безвестности, чем выдать себя за явного обманщика и служить орудием лжи или пищей для мечтаний, опираясь на заговор. Однако тут еще не все и не самое еще худшее. Роль Мессии вынуждает Иисуса к тому, чтобы он выдал себя за изгнателя бесов и чудотворца. Иисус, по описанию Ренана, есть выдумка натурализма, есть произведение, которого нельзя ни представить, ни осуществить. Здесь есть только внешняя форма и сущность человеческой жизни, но нет сознания личного бессмертия, и при последнем анализе мы имеем только тень смерти. В этом-то и заключается сущность натурализма. Иисус, по представлению Евангелий, посланий апостольских и учению Церкви, заключает в Себе соединение божественного и человеческого существ, Царь и Первосвященник вечного Царства, есть существо сверхъестестественное; натурализм же должен изгнать Христа из сердца человеческого, христианского и из Церкви, из сознания и жизни прежде, чем он изгонит супранатурализм из истории человечества».

97) Последнее восклицание Юлиана отступника: «Галилеянин, Ты победил!» для того, чтобы оно имело право на достоверность, должно основываться на позднейшем авторитете, особенно если принять во внимание свидетельство беспристрастного Аммиана Марцеллина о последних часах жизни императора. Во всяком случае, это восклицание заключает в себе философию правления Юлиана.

98) См. заключение его обширнейшего сочинения «Leben J'esu», ч. II, стр. 662 и след. (4-е изд. 1840 г.). Ср. с его популярным «Leben J'esu», стр. 627.

99) «В индивидууме, – говорит Штраус в своем обширнейшем сочинении «Leben J'esu» (ч. II, стр. 710, 4-е изд.), – в одном Богочеловеке свойства и дела, приписываемые Христу церковным учением, находятся в противоречии: они согласуются только в родовом понятии. Человечество представляет соединение двух природ: вочеловечившийся Бог, дух бесконечный, обнаруживается в конечном, – Он есть дух конечный и напоминающий себе о своей бесконечности; Он есть дитя видимой матери и невидимого Отца; Он чудотворец, смотря по тому, насколько в продолжение истории человечества дух все полнее и совершеннее овладевает человеческой природой, насколько эта последняя становится по отношению к духу, к его деятельности, бессильным материалом; человечество безгрешно настолько, насколько безгрешен ход его развития; осквернение всегда прилипает только к индивидууму, но в целом роде и его истории оно не имеет силы; человечество умирает, воскресает и возносится на небо, смотря по тому, как из отрицания естественной природы возникает высшая духовная жизнь, как из уничтожения его ограниченности, его конечности как личного, национального и мирского духа, истекает единство с безграничным духом неба. Через веру в этого Христа, именно через веру в Его смерть и воскресение, человек становится праведным перед Богом, т. е. чрез воплощение идеи человечества в себе… и индивидуум становится причастным богочеловеческой жизни».

Популярное сочинение Штрауса «Leben J'esu» приходит к тому же заключению (см. стр. 627). Но идея единства божественного и человеческого заключает в индивидууме столько же противоречия, сколько и в целом роде. Что заключается истинного в идее или принципе, то должно осуществиться или, по крайней мере, может быть способно к осуществлению в конкретной живой действительности, в факте. Штраус думает, что мы отвернемся от греховного Спасителя и уверуем в безгрешный человеческий род, который, однако, повсюду исполнен грехов! Его унижение достоинства личности, от которого (унижения) он сам на короткое время однажды отказался (см. его сочинение «Das Vergangliebe und Bleibende im Christenthum», 1839 года), совершенно лишено исторического характера.

История носит на себе аристократический характер и любит выражать свою полноту во всех своих областях именно в отдельной личности; преимущественно же нужно сказать это о религиозной области. Мы укажем только на такие, например, имена, как Авраам, Моисей, Давид, апостол Павел, блаж. Августин и др. (см. текст, стр. 43 и след.). Опыт учит, что всякое время, всякое великое движение и всякая нация имеют своих представительных личностей, которые концентрируют в себе жизнь целого и часто повелительно действуют на целые столетия. Эта аналогия указывает нам на одну, представляющую все человечество, главу, – Адама в естественном и Христа в духовном порядке. Божественное человечество Штрауса – это поток без источника или туловище без головы, метафизическая абстракция, пустой, обманчивый призрак.

В дополнение к нашим доказательствам Божества Иисуса Христа присовокупим расположенное в хронологическом порядке и снабженное объяснительными замечаниями собрание заслуживающих внимания свидетельств о лице Иисуса, оставленных неверующими.

Доктор Нафаниел Ларднер (род. в 1653 г., ум. в 1740), социнианин или унитарий по своим воззрениям на личность Христа, своим капитальным и драгоценным сочинением «О достоверности Евангельской истории» (17 книг, 1727–1755 гг.) оказал весьма важную, направленную против деизма его времени, услугу делу откровенной религии. В этом сочинении он с неутомимым прилежанием и критическим разбором собрал древние языческие, иудейские и христианские свидетельства в пользу исторической достоверности апостольских писаний. Подобная услуга могла быть оказана истинному учению о личности Христа при помощи искусного сопоставления свидетельств о Его Божестве, которые мы находим в различных христианских вероисповеданиях, богослужении и учреждениях всех христианских веков, в их исповеданиях, и которые ежедневно выражаются в практических плодах веры во Христа среди всех классов и положений людей.

Предлагаемый труд ограничивается свидетельствами противников древней веры Церкви в ее божественного Главу и Спасителя. Признание врага при решении известного вопроса заслуживает иногда больше значения, чем свидетельство друга. В челюсти мертвого льва нашли когда-то мед. От ядущего ядомое изыде, от крепкого изыде сладкое (Суд. 14, 14).

Свидетельства, которые мы хотим предложить, важны и интересны во многих отношениях. Они показывают, – особенно свидетельства новейшего времени, – что в глубине человеческого сердца кроется инстинктивное и с каждым днем возрастающее благоговение и удивление перед незапятнанной чистотой и совершенством Христа как Святейшего из святых в истории человеческого рода. Неверующие могут отвергать чудеса Христовы, но они не могут отвергать Его могущества, не могут нападать на Его характер, не рискуя подавить благороднейшие свои чувства и лишиться всякого права на нравственное уважение со стороны своих ближних. Кажется, мы нисколько не ошибемся, если скажем, что с каждым днем становится более ощутительным то чувство, «что Христос стоит несравненно выше всех людей, когда-нибудь живших на земле, и что всякое посягательство на унижение Его лица наносит оскорбление чести и человеческому достоинству». И это чувство, это убеждение делается сильнее и глубже по мере того, как история человечества идет вперед. Впечатление, произведенное Христом на мир, далеко от того, чтобы лишиться почвы, на которой стоит; напротив, с каждым дальнейшим успехом цивилизации оно получает новую силу и овладевает лучшими умами даже в среде врагов Христовых. С другой стороны, свидетельства неверующих обнаруживают большую непоследовательность неверия во всей ее наготе. Неверие признает абсолютную чистоту и истинность лица Христова и в то же время отвергает свое собственное свидетельство веры; оно прославляет совершенство Христа как человека и в то же время отрицает Его божество, на котором основывается это совершенство и которым только и может быть удовлетворительно объяснено оно, среди окружающего всеобщего несовершенства мира.

Это противоречие, на которое мы уже несколько раз указывали в первой половине настоящего своего сочинения, с очевидной ясностью и с особенным применением к Ренану изображено замечательным государственным человеком и историком Гизо, посвятившим свою старость и свой досуг защищению откровенной религии. Просим позволения заключить эти предварительные наши замечания следующей, заслуживающей внимания, цитатой из новейшего его сочинения: «Рассуждение о сущности христианской религии» (Meditations sur Lessence de la religion chretienne, Париж и Лейпциг 1864 г., стр. 324–327).