Место для ночлега выбрали недалеко от реки. Она разлилась, подтопив берега, так что пришлось просто выбрать местечко посуше. Наудачу — там стоял лодочный сарай, видимо, летом в нем устраивали стоянку артели рыболовов или плотогонов. В таких заимках-сараях люди хранили лодки, сети, всякий необходимый инструмент, а при случае и сами жили по нескольку дней или даже недель. Из-за разлива реки сарай оказался в двух шагах от воды. Один из гайдуков без лишних слов сбил замок, и мы вошли внутрь.

Большую часть внутреннего пространства занимали перевернутые лодки, несколько пустых бочек и сети. Мелкая утварь была разложена на полках. «Ястреб» осмотрел сарай, попытался пробраться к задней стенке и остался доволен:

— Если что, можно отсидеться!

— Если что?

— Если кто, — рыцарь кивнул в сторону реки. — Сейчас еще рано, но, бывает, лоскотухи [5] вылезают на берег и в эту пору. С голодухи они готовы накинуться на любого, даже на женщину или ребенка!

Паж, мальчишка лет десяти, аж затрясся.

Сам «ястреб» оказался человеком бывалым. Не прошло и нескольких минут, как мы сидели у костра и делили поровну припасенную им снедь. Кроме хлеба и сыра у него нашлись репа и лук, а во фляге оказалось вино. Так что голодными не остались, а то, с какой готовностью он поделился со случайными попутчиками запасами, и вовсе расположило меня к нему.

После перекуса (назвать это ужином язык все-таки не повернулся) Витолд порылся в своих вещах, достав кусок глины, отсел ото всех поближе к воде и стал сосредоточенно мять глину пальцами. Никогда не видевшая ничего подобного, я подошла ближе:

— Что это?

— А, — он ненадолго оторвался от своего занятия, — так… не обращайте внимания, Дайна!

Что ж, не больно-то и хотелось! Я вернулась на свое место у костра, продолжая посматривать за подопечным. Сидеть было неудобно — одна нога вытянута на земле, другую подогнула под себя, позу так просто не переменишь. А уж о том, чтобы мгновенно вскочить, и речи быть не могло. Я, конечно, тренировалась падать и подниматься, но в результате уяснила одно — опора мне в этот момент крайне необходима. Или придется все делать медленно.

— Не беспокойтесь так за него, — сидевший рядом «ястреб», оказывается, тоже не сводил глаз с княжеской спины. — Вокруг все тихо.

— Откуда знаете?

— Чувствую! — Он запрокинул голову, шевельнул ноздрями. Сходство с охотящимся волком было таким, что на миг мелькнула шальная мысль — я вижу перед собой оборотня. Оборотня, который почему-то предал свою природу и стал охотиться на таких же, как он — своих сородичей.

— Что вы на меня так смотрите?

— Думаю… А можно узнать, кто вы?

— В смысле? — Он посмотрел в упор.

— Ну, как вас зовут? Ведь не «ястребом» же.

— Конечно нет, — истребитель нечисти отвернулся и уставился на огонь. — Приходя в орден, мы отрекаемся от своего прошлого и от своих имен. Это часто практикуется в сектах и никого не удивляет. Свои имена мы оставляем только для внутреннего употребления. Покидая Гнезда, мы становимся «ястребами» или кем-то еще, но не Раймонами, Вацлавами, Збышеками и так далее. Зовите меня Коршуном.

— О! — меня удивило это открытие. Про орден Ястреба в народе мало что знали доподлинно, питались слухами и сплетнями, распространяемыми «орлами». Эти, кстати, своих имен не скрывали. А вот чтобы из первых уст…

— А моего напарника по молодости лет можно звать Тювиком. Среди нас есть Тювики, есть Ястребы-Перепелятники, есть Тетеревятники… Зовите его Тювиком, он не обидится.

Я покосилась на собеседника. Да, надо признать, что прозвище Коршун ему подходит. Этот нос так походил на клюв хищной птицы, а еще в сочетании со светло-карими, почти желтыми глазами…

— А почему именно так, а не как-то иначе?

— Коршуны знают магию, — объяснил он. — Тювик — молодой, только-только оперившийся Ястреб, который проходит обучение у Коршуна. Поэтому мы всегда ездим парами — Коршун и Тювик. Еще вопросы будут?

— Ну, — сначала действительно не хотелось разговаривать, но раз у рыцаря такое настроение, почему бы не спросить, — на войне бывало, что некоторые «ястребы» сражались и на стороне врага. Король даже особым указом объявил всем амнистию, ибо истреблять расплодившуюся за эти годы нечисть и нежить оказалось важнее. А…

— Я? — Он усмехнулся и подкинул в костер еще пару сучьев. — Я как раз и попал под амнистию, — Коршун посмотрел на мое лицо и добавил, догадавшись о следующем вопросе: — Причина самая простая — деньги.