Витолд во всю ширь распахнул глаза:

— Значит что? Я обречен?

— Не совсем. Есть еще одна степень защиты, обойти которую эта нежить не в состоянии. Но согласитесь ли вы?

— Да! — пылко воскликнул мой подопечный. — А что надо делать?

— Провести ночь с женщиной, — пожал плечами вредный «ястреб».

Мы опять переглянулись, потом оба уставились на Коршуна, не понимая, шутит он или говорит всерьез. Посмотрев на наши ошарашенные лица, тот заметил без тени улыбки:

— Лоскотухи — это женские сущности. По сути дела, в них перерождаются утопленницы. Это — мертвые девушки, либо принесенные в жертву в незапамятные времена, либо самоубийцы, решившие сигануть в реку от несчастной любви. Они потеряли вместе с жизнью нечто очень важное — любовь, счастье, мечты, надежды. Все то, что составляет смысл жизни и придает силы. Остатки памяти толкают лоскотух к людям — они пытаются хоть как-то восполнить этот пробел. Но их души… вернее, то, что от них осталось, не могут сами согреться. Им нужны тепло и сила людей. Мужчины — лучшие источники тепла, ибо при жизни эти создания пострадали от мужчин. Девушек они почти не трогают — ни к чему плодить конкуренток. Могут лишь попытаться разлучить влюбленных, чтобы самим пользоваться мужской силой и энергией. Но мужчина, рядом с которым находится женщина, для них недосягаем. Живое женское тепло мешает холодной лоскотухе подобраться к жертве. В данном случае к вам, милостивый государь Пустополь!

Мужчина посмотрел на меня. В его серых глазах светилась мольба.

— Я не знаю, — призналась я. — Это обязательно?.. Ну…

— Можете не выполнять всех требований, — смягчился рыцарь-истребитель. — Тем более что в данных условиях это технически трудно осуществимо. Ограничьтесь минимумом, — и добавил, наклонившись ко мне: — Смотрите на это как на часть вашей работы, ясная панна!

Осталось лишь скрипнуть зубами. А ведь он прав! Если представить это как работу, станет намного проще жить.

Коршун отвернулся к костру, подтащил поближе свой вещмешок и стал в нем копаться, перебирая содержимое. Паж улегся обратно, исподтишка пожирая взрослых глазами — любопытство оказалось сильнее страха. Гайдук, которому выпало сторожить первым, стоя на страже, тоже усиленно делал вид, что тут никого нет. Лишь его напарник демонстративно отвернулся, с головой накрывшись плащом.

Витолд тихо пожал мне руку:

— Спасибо!

— Я еще ничего не сделала, — буркнула в ответ.

— Но вы согласились! Знаете, я никогда не спал с женщиной… просто так. А вы?

Я не ответила. На войне было не до пылкой страсти. Там мы спали либо в палатках, либо под открытым небом, вповалку, устав после боя или долгого марш-броска, а иногда в минуты затишья искали уединенное местечко…

Деревня была брошена жителями совсем недавно и, наверное, в большой спешке — в домах и на подворьях можно было отыскать кое-какие забытые впопыхах вещи. Конечно, до нас тут уже побывали мародеры, и улов оказался невелик. Кое-какие тряпки, которые можно пустить на портянки, ошалевшая от пережитого тощая курица, молоток, ведро без ручки — оно валялось рядом… На огороде удалось надергать немного лука и укропа, сорвать десяток кислых яблок. Но репу и морковь кто-то подчистую прибрал еще до нас, а на тех мелких, что чудом уцелели, виднелись мышиные погрызы.

Я зашла в дом в надежде найти в хозяйском добре хоть что-то, что можно пустить не только на портянки. Нижнюю сорочку, например, или…

Две крепкие руки обняли сзади, не давая дышать. Ухо обдало тяжелым дыханием:

— Дануська…

— Пусти!

Какое там! Мужчина полез за пазуху одной рукой, другой попытался распустить на мне пояс.

— Ну чего ты жмешься? Давай скорее, пока никто не вошел!

Бросив копаться в полупустом сундуке (вещи там были, но такие старые, что смотреть не хотелось), торопливо приспустила штаны, наклонилась. Только вчера был бой, и любого из нас могли убить. А завтра — снова сражение. И опять смерть помашет крылом перед глазами. Или не только помашет, и тогда этот взмах призрачного крыла будет последним, что ты увидишь в жизни. Так что действительно — стоило пользоваться моментом.

В сенях послышались шаги и голоса. Но мы уже успели привести в порядок одежду и вышли к своим как ни в чем не бывало.

Витолд отвлек от размышлений, торопясь встать.

— Вы куда?

— Мне надо… Проводите меня, Дайна?

— Что? Еще и в кустики с вами бегать?

— Нет, — он смутился, — просто я там, на берегу, кое-что оставил. Жалко будет потерять!

Он встал первым и подал руку. Да так и не выпустил мои пальцы.

У берега я ощутила смутное беспокойство — то ли чары лоскотух действовали, то ли просто нервы расшатались.

— Ищите скорее свою безделушку и идемте в костру!

— Сейчас-сейчас… Ага! Вот!

В руке у него был кусок глины странной плоской формы. Узнать, на что это походило раньше, оказалось затруднительным.

— Наступили, — расстроился мужчина. — И все испортили.

— Вам, между прочим, жизнь спасали!

— Да я понимаю… Но все равно обидно. Я старался!

— Старались — что? Лепили из глины?

— Ну да. А вы в детстве никогда не делали ничего подобного?

Я покачала головой. Нет, мы с деревенскими мальчишками часто мастерили из грязи куличики, человечков и строили целые земляные замки. Но стоило мне подрасти, мать и отец решительно пресекли все подобные игры. Меня стали учить фехтованию, шитью, вышиванию и всему остальному. Лет с десяти на игры и забавы времени совсем не оставалось. А он… ну прямо большой ребенок, честное слово!

Мы вернулись к костру. Усевшись на расстеленный плащ и поставив сушиться свои насквозь промокшие сапоги, князь попытался восстановить свое изделие. Получалось плохо — глина быстро сохла, как он объяснил, ему требовалось время от времени смачивать пальцы в воде, чтобы дело продвигалось быстрее. Вот когда он мыл руку в очередной раз, им и заинтересовалась лоскотуха. А сейчас ничего не получалось. Удалось лишь добиться сходства с каким-то зверем — четыре ноги, массивное тело, длинная узкая голова… Но было видно, что мысли автора витают где-то далеко. В какой-то момент кусок глины выпал из ослабевших пальцев, а сам Витолд уставился на что-то у меня за плечом.