С собеседования я уходила со смешанным чувством. Не могла решить, то ли работа станет удовольствием, то ли превратится в кошмар. Когда пришла домой с набитым книгами пакетом, Флейшман тут же подскочил ко мне (вернее, к пакету).

— Еще книги? Bay!

Я начала волноваться за него.

— Вроде бы ты должен быть на работе?

— Сказался больным. — Когда я встретилась с ним взглядом, дурашливо улыбнулся: — Хотел узнать, чем закончится твое собеседование.

— Все прошло хорошо.

— Еще бы… на автоответчике сообщение от Кэти Лео.

Я ахнула и метнулась к телефону. Кэти ответила сразу.

— Я звонила, чтобы сказать, что мы готовы предложить вам должность младшего редактора в «Кэндллайт букс».

— Младшего… — У меня перехватило дыхание. Может, я ослышалась? — Я думала…

Она рассмеялась:

— Знаю. Мерседес, когда пришла просить за вас, проехалась по мне асфальтовым катком. Дело в том, что мы не можем поднять начальную зарплату помощникам редактора, не вызвав революции, но вы действительно произвели на нее сильное впечатление, поэтому мы решили, что можем сразу поставить вас на следующую ступеньку служебной лестницы.

Флейшман, который буквально рвал у меня трубку, чтобы слышать каждое слово, вскинул руку с победно оттопыренными указательным и средним пальцами.

— Д-даже не знаю, что и сказать, — пролепетала я. — Разве что… — «Разве что я, как мне кажется, переоценила свои способности». — Когда выходить на работу?

Звонок Кэти Лео поверг меня в панику.

Куда я полезла? Конечно, я могла блефовать в течение получасового собеседования или даже двух. Но теперь блеф занес меня слишком высоко. И как теперь мне удастся блефовать восемь часов в день, пять дней в неделю, пятьдесят недель в году?

Ответ был прост: никак. Я села — чего там, с размаху плюхнулась — в лужу!

У меня не было даже подходящей одежды для этой работы. За исключением костюма а-ля Мао, мой гардероб годился разве что для походов в магазин. Я совершенно не подготовилась к тому, чтобы войти в мир, где надо выглядеть взрослой. Я даже не знала, есть ли у меня хоть одни колготки. И носят ли их в нынешние времена?

В пятницу, через день после звонка Кэти Лео, я, вся в тревоге, по-прежнему лежала на диване в гостиной. Тревожилась из-за того, что у меня нет денег, чтобы срочно пополнить гардероб. Да и никакие деньги не могли дать мне знания, навыки, опыт, необходимые для работы, на которую я замахнулась.

У меня была более-менее приличная юбка из эластичного материала, который должен был пропускать воздух, но на самом деле ничего не пропускал, и костюм а-ля Мао. У Уэнди было настоящее платье, которое я могла бы одолжить, чтобы мои будущие сослуживцы не судачили о моих туалетах. Юбку можно было скомпоновать с разными кофточками и аксессуарами, создавая впечатление, будто у меня она не одна, а, скажем, целых три. Если бы я продержалась две недели — или три, — то на первый же чек смогла бы купить себе какие-то обновки на распродаже в «Файлинс».

Я представила себя на исходе этих трех недель, все в той же заношенной темной юбке, уже ставшую парией. Может, к тому времени начальство раскусит меня, поймет, что на собеседованиях мне удалось пустить пыль в глаза, что у меня не было никаких оснований претендовать на эту работу, что в колледже я четыре года изучала английскую литературу, а не грамматику английского языка, и едва ли могла должным образом редактировать тексты…

Другими словами, выяснит, что я мошенница.

Я уже собралась совершить налет на ближайшую аптеку, чтобы поживиться золофтом [21] , когда распахнулась входная дверь и в квартиру влетел Флейшман. Я, во всяком случае, решила, что это Флейшман, хотя лицо скрывалось за грудой разноцветных пакетов с логотипами различных магазинов, которые он держал на руках.

— Где ты был? — спросила я. — Вроде бы ты сегодня работаешь.

— Я и работал, а потом меня вызвала Наташа.

Из моих знакомых только Флейшман называл родителей по имени. В моей семье любой ребенок заработал бы за это подзатыльник. Наташа Флейшман не возражала — похоже, думала, что это атрибут образа плохиша, который культивировал ее сын. Его отец мог не разговаривать с ним, его матери, возможно, приходилось тайком приезжать в город, чтобы повидаться с сыном, и на словах он мог презирать их образ жизни (включая и дешевую обувь, которая этот уровень им обеспечивала), но вел он себя так, будто верил: со временем родители обязательно оценят и его ум, и его обаяние.

Я, правда, полагала, что Флейшман слишком многое принимал как должное. Ни один человек, даже его отец, не желал, чтобы его вечно называли жалким старым фашистом. Я хочу сказать, что такие эпитеты озлобляли людей.

Флейшман улыбнулся и объяснил неожиданное появление в городе его матери:

— Наташа приехала на ленч и для того, чтобы оставить толику состояния Флейшманов на Пятой авеню. Она позвонила мне, как только появилась в городе, поэтому я взял на остаток дня отгул за свой счет. И вот я уже здесь.