Энтони неожиданно встал.

– Матушка! – рявкнул он и, оставив Кейт на скамье, подошел к матери. – Мы с моей невестой желали бы остаться одни.

– Разумеется, – пробормотала леди Бриджертон.

– Вы считаете это мудрым решением? – не удержалась миссис Федерингтон.

Энтони подался вперед и прошептал на ухо матери:

– Если вы немедленно не уберете эту ведьму отсюда, я убью ее голыми руками.

Леди Бриджертон поперхнулась смехом, кивнула и даже сумела выдавить:

– Конечно.

Ровно через полминуты Кейт и Энтони остались одни. Он повернулся к ней; она встала и направилась к нему.

– Нам нужно немедленно уйти подальше от дома, – пробормотал он, беря ее под руку.

Он шагал широко и решительно. Кейт то и дело спотыкалась, стараясь не отстать.

– Милорд, – спросила она на бегу, – вы считаете, что это мудро?

– Повторяете слова миссис Федерингтон? – усмехнулся он, ни на миг не останавливаясь.

– Не дай Бог! – пробормотала она, – но вопрос остается вопросом.

– Думаю, что очень мудро, – заявил он, утаскивая Кейт в беседку. Правда, она была открыта с четырех сторон, но окружена кустами сирени, сквозь которые было не так-то легко разглядеть, что творится внутри.

– Но…

Он улыбнулся. Медленно.

– Знаете, вам бы только спорить.

– Вы привели меня сюда, чтобы сказать это?

– Нет. Я привел вас сюда, чтобы сделать ЭТО.

И не успела она раскрыть рот, не успела даже вздохнуть, как он завладел ее губами в жадном, пламенном поцелуе. Требовательном поцелуе, забиравшем все, что она могла дать, и требующем еще большего. Огонь, горевший в ней, взметнулся до самого неба и горел даже жарче, чем в ту ночь в его кабинете, жарче в миллион раз!

Она таяла в этом огне. Господи Боже, она тает и хочет, чтобы это продолжалось вечно!

– Что ты со мной делаешь? – прошептал Энтони ей в губы. – Этого не должно было случиться. В тебе все абсолютно неправильно, однако…

Кейт ахнула, когда его ладони легли на ее ягодицы и прижали разгоряченное тело к возбужденной мужской плоти.

– Видишь? – пробормотал он, скользя губами по ее щеке. – Чувствуешь? – Он хрипло усмехнулся, словно издеваясь над собой. – Да ты хотя бы понимаешь, что происходит? – Он безжалостно стиснул ее и прикусил нежную мочку уха: – Ну конечно, не понимаешь.

Кейт ощутила, как вплавляется в него. Кожа горела, словно обожженная, а предательские руки сами собой поднялись и обхватили его шею.

А Энтони продолжал разжигать в ней пламя, с каждой минутой все больше выходившее из-под контроля. Ею овладели поистине первобытные желания, а внутри все горело и растекалось огненной жидкостью, и хотелось только одного: чтобы он прижался к ней еще теснее.

Кейт хотела его. О, как она хотела его! Ей не следовало, не следовало желать этого человека, которого вынудили жениться на ней.

И все же хотела его с отчаянием, от которого перехватывало дыхание.

Но это плохо, это ужасно плохо. Она была преисполнена самых дурных предчувствий относительно такого брака и понимала, что должна сохранять ясную голову. И все время напоминала себе об этом. Но губы раскрылись сами собой, позволяя языку Энтони скользнуть внутрь. Мало того, ее язык осторожно коснулся уголка его рта.

И желание продолжало накапливаться в ее животе – ведь это странное, колючее, бурлящее ощущение было не чем иным, как желанием, – и становилось сильнее и сильнее.

– Я ужасная, правда? – прошептала она, скорее себе, чем ему.

Но он услышал ее, и его дыхание жаром обдало ее щеку.

– Нет. – Он снова прикусил ее мочку, словно заставляя прислушаться: – Нет. – Он прижался губами к губам и заставил ее проглотить слово. – Нет.

Голова Кейт бессильно откинулась. Его голос был низким и чувственным, и она вдруг почувствовала, что в этот момент словно родилась заново.

– Ты само совершенство, – прошептал он, обняв ее за талию. – Именно сейчас, именно в этот момент, в этом саду ты воплощение совершенства.

Кейт отчего-то растревожили его слова. Словно он пытался сказать ей, а, может, и себе, что завтра она уже не будет совершенством, а послезавтра окажется полным ничтожеством, Но его руки и губы убеждали лучше всяких слов, и она выбросила из головы неприятные мысли, наслаждаясь кружившим голову блаженством их близости.

Она ощущала себя настоящей красавицей. Самим… совершенством. И именно сейчас, именно здесь не могла не обожать человека, вызывавшего в ней подобные чувства.

Рука Энтони сжала ее грудь сквозь тонкий муслин платья. Пальцы судорожно стискивали упругую плоть, словно их обладатель летел с обрыва и случайно схватился за якорь спасения. Ее сосок был твердым и тугим, коловшим ладонь даже сквозь ткань платья, и ему потребовалась вся сила воли, каждая унция самоконтроля, чтобы не высвободить из плена каждую пуговицу ее платья.