Однако уже в первые месяцы войны, участвуя в боях с народными мстителями Смоленской области, каратели столкнулись с умелыми и организованными действиями партизан и диверсионных групп, понесли большие потери и поняли, что в России им нельзя рассчитывать на легкий успех. Поэтому к предстоящей операции «Снежный барс» батальон СС, как, впрочем, и другие силы, привлеченные к ней, готовился со всей тщательностью.

Ровно в 8.00 два батальона 37-го полка и батальон СС выступили из Новинок и через два часа заняли деревни Степаньково, Покровское-Жуково, Вертково, Васильевское-Соймоново, с целью перекрыть возможный выход отряда русских на север.

К этому же времени батальон 39-го пехотного полка занял населенные пункты по шоссе Чисмена — Теряево и наладил по нему усиленное патрулирование, а батальон 38-го пехотного полка оседлал дорогу Новопетровское — Деньково и изготовился к бою в случае появления русского отряда с севера.

Первым доложил по радио о выполнении начального этапа операции подполковник Рэмер:

— Господин генерал, по показаниям местных жителей занятых нами деревень ночью русский отряд в них не появлялся и, следовательно, находится в лесах южнее нас. Таким образом, его окружение в лесах западнее Надеждино можно считать обеспеченным. Начинаю прочесывать деревни и лес к югу в направлении шоссе Новопетровское — Волоколамск.

— Действуйте, — лаконично ответил генерал. — Постарайтесь захватить главарей живыми.

И уже через несколько минут немецкие пушки и минометы открыли по деревням Теплово, Марьино, Савино, Поспелиха беглый огонь. Автомобили с пехотой в сопровождении танков двинулись к ним по лесным дорогам. Час спустя эсэсовцы кинулись по избам, баням, сараям с обыском, но лыжников нигде не обнаружили. На поджоги времени не оказалось. Второпях двинулись на юг к шоссе Новопетровское — Волоколамск навстречу батальону 38-го полка. Но не тут-то было. Глубокий снег сковал продвижение. Автомобили и даже транспортеры на гусеничном ходу застревали в сугробах и их приходилось вытаскивать на буксире танками. В конце концов и они завязли в непроходимых снегах.

Теперь каратели думали уже не столько о дальнейшем наступлении на юг, сколько о том, чтобы засветло выбраться обратно из леса в деревни по проторенному пути. Штурмбанфюрер Брегман вынужден был доложить об этом подполковнику Рэмеру и попросил его разрешения на отход.

— Сделать это следует немедленно, — передавал радист его слова открытым текстом. — Обстановка складывается критическая. Поднялась сильная метель, нас заносит снегом.

Несколько минут в эфире было тихо, затем послышался гневный голос командира полка:

— Господин Брегман, вы со своим батальоном вправе поступить, как найдете нужным. Что касается моих, — Рэмер с нажимом произнес это слово, — батальонов, то я запрещаю им не только отходить, но и думать об этом. Всему личному составу приказываю спешиться и под прикрытием огня танков продолжать продвижение на юг. Найти банду, чего бы это ни стоило. Застрявшие автомобили вытаскивать на буксирах танками и тягачами. При полной невозможности этого оставить их в лесу под надежной охраной. Все! Вперед!

Приказ командира полка удручил оккупантов. Солдаты не только не имели опыта ведения боевых действий в таких условиях, но даже не представляли, что это вообще возможно. Но приказ есть приказ. Его надо выполнять.

И вот эсэсовцы впереди, а за ними солдаты пехотных батальонов, оставив машины, густыми цепями, ведя стрельбу на ходу, двинулись через сугробы на юг. Но много ли пройдешь без лыж в мороз и метель? В лесу трещал сушняк, зловеще скрипел сухостой, пугая солдат и заставляя отвечать на каждый шорох шквальным огнем. Поступили донесения о первых обмороженных и отставших.

Не найдя в лесах даже следов русского отряда и вернувшись на исходный рубеж, фашисты всю свою злость обрушили на мирных жителей деревень, до которых добрались лишь поздней ночью. Утром после ночлега каратели подожгли крестьянские избы в Теплове, Марьине, Поспелихе, расстреляли одиннадцать стариков и женщин, якобы за сочувствие и помощь партизанам.

В Поспелихе штурмбанфюрер Брегман сделал последнюю попытку установить местонахождение русского отряда. По его распоряжению был схвачен семидесятипятилетний больной старик, в запальчивости бросивший бесчинствующим оккупантам, что он обо всем расскажет советским бойцам и те воздадут фашистам сторицей за их злодеяния. «Редкая удача, — подумал Брегман. — Старик сам сознался в том, что знает, где искать отряд. А сломить его, заставить говорить — это дело техники». А такой «техникой» эсэсовец владел, как он считал, в совершенстве.

Штурмбанфюрер неплохо изучил русский язык в специальной школе гестапо и поэтому вел допрос без переводчика.

— Старый человек, — вежливо и вкрадчиво начал он. — Будем откровенны. Положение ваше тяжелое, почти безнадежное. За связь с бандитами, а вы сами признали это, мы вправе вас расстрелять.

— Никаких бандитов кроме вас я не видел, — твердо ответил старик. — А что говорил о наших бойцах, то у нас из каждой хаты по бойцу, а то и по двое, по трое… на фронте.

— Вы говорите неправду, — сдерживая гнев, продолжал Брегман. — Нам известно, что диверсанты отдыхали в вашем доме, вы их угощали…