— А ты, батя, бюрократ, — поддел его молоденький боец, провожавший Максимова к домику, где размещался капитан Шевченко. — Немцы, понимаешь, вокруг, а ты канцелярию разводишь.

— Теленок ты ишшо, — беззлобно ответил бригадир, жестом останавливая что-то хотевшего сказать капитана. — Воевать научился, а простой вещи не разумеешь. Немцы-то на час, не о них речь… В нашем государстве порядок должон быть. Ты ко мне в избу приди — я тебе что хошь отдам… окромя, конешно, дочки, на что ты нам такой — конопатый! А за народное добро все мы в ответе, понял, милай?

— Так точно, — гаркнул боец, как на строевом плацу, и приложил пятерню к ушанке.

— Понятливый, шельмец, — лукаво прищурясь, кивнул на него командиру отряда бригадир, — такого бы мне зятя, только б не конопатого.

— Да оставь ты, отец, мои конопушки, — взмолился боец и повернулся к командиру. — Разрешите идти, товарищ капитан.

— Не со мной разговор, а с товарищем Максимовым, — отозвался Шевченко, — у него и спрашивай…

— Ладно, ступай, вояка, — смилостивился бригадир и, не удержавшись, ворчливо добавил: — «Бюрократ», понимаешь. Учили их, учили, слов, что мы отродясь и не слыхали, понабрались, а простых вещей не понимают.

Но этот разговор состоялся позже, а отряд после прихода посыльного быстро собрался, с наступлением темноты стал на лыжи, совершил быстрый марш и в полном составе прибыл в уютную тихую лесную деревушку Власово. Бойцов развели по теплым избам. Загремели миски, кастрюли, зашумели самовары.

После ужина завязались оживленные беседы. А поговорить было о чем. Немцы в этой деревне еще не появлялись, но жители, знавшие об их зверствах в Волоколамске, Новопетровском и в других населенных пунктах, находились в постоянном напряжении. И их больше всего интересовало, когда же гитлеровцев отгонят подальше от Москвы. Но в одной из изб нашелся и скептик.

— Можа, зря на немца бочки катют, — осторожно, как бы прощупывая настроение собеседников, сказал довольно еще молодой мужик с бельмом на глазу, с лицом, заросшим буйной клочковатой бородищей, которую он специально отпустил, чтобы выглядеть глубоким стариком. — Можа, как говорится, не так страшен черт, как его малюют…

— Не так, говоришь, страшен, — не сдерживая возмущения, ответил старшина Шкарбанов, выбрасывая на стол рыжий ранец. — Вот глядите. Все глядите.

Шкарбанов перевернул ранец. Из него посыпались расписные украшения, рушники, дамское белье, два оторванных с мясом меховых воротника, детские распашонки…

— Ах, аспид окаянный, — раздались голоса, — это же надо, позарился кто-то даже на детское… К чему ж ему все это?

— В фатерлянд хотел послать. Своей фрау, — с сарказмом ответил старшина. — Да не успел. Укокошили мы его. А ранец вам вот на показ принесли. А ты вякаешь «можа, зря…»

Другой разговор шел с колхозниками в избе, где остановились командир, комиссар и начальник штаба отряда.

— Это правда бают, будто немцы из больших орудиев по Москве палят и вроде как Химки они взяли? — спросил дед Евлампий.

— Нет, это неправда, дедушка, — ответил Огнивцев. — Верно то, что они хотели этого. Под Москву была доставлена даже специальная артиллерийская батарея 300-миллиметровых орудий, которые действительно предназначались для обстрела города. Она получила приказ занять огневые позиции в Красной Поляне и открыть огонь по Москве. Но ничего у них не вышло. Тем орудиям не удалось сделать ни одного выстрела. Наши «катюши» накрыли своим огнем эту батарею, а сама Красная Поляна вскоре была освобождена от врага. Что же касается захвата фашистами Химок, то это чистая брехня. Им сейчас уже не до Химок.

— А как же так? — вмешалась в разговор сидевшая на печи бабка. — Вчера пришел из Москвы в деревню Хведька, «Хромой» по прозвищу. Так он говорит, что, дескать, сам видел разрушения в Москве от немецких снарядов.

Евлампий стукнул по столу кулаком:

— Цыц, старая! Стихни! Не мели с чужого голоса. Нашла кому верить — кулаку недобитому. Слухай, что добрые люди говорят.

Стариков очень волновала судьба Москвы. Правда, что называется, краем уха они слышали, что наши вроде начали наступление в Подмосковье, но до них доносились и иные слухи, вроде того, что разнес «Хромой», а кто говорит правду, кто от себя что сочиняет, бог их ведает. «Вот газетку бы свежую почитать, аль бы радио послушать»… Эту мысль старик, задумавшись, непроизвольно высказал вслух.

— Что ж, дедуня, можно, — улыбнулся командир и отдал вполголоса одному из бойцов какое-то распоряжение.

Через несколько минут раздался стук в дверь и в комнату, где находилось командование отряда, вошел с рацией за спиной радист старший сержант Родичев:

— Товарищ капитан, по вашему приказанию прибыл. Разрешите доложить: через несколько минут будет передано важное сообщение. Об этом уже дважды передавалось по радио.

— Ну, так давайте, давайте, сержант, разворачивайте свое хозяйство, — сказал командир. — Пусть и наши хозяева послушают новости из Москвы. А то у них в деревне разные кривотолки ходят…