В нашей группе переводчиков выделялись те, кто хорошо знал испанский язык, постоянно совершенствуя его, работая гидами в «Интуристе». Однако были немногие будущие переводчики, студенты нашего института, которые в основном изучали французский язык и должны были уже в Испании на специальных курсах освоить испанский, на котором необходимо было в дальнейшем вести работу по переводу разговоров между нашими военными советниками и теми испанцами, к которым они были прикомандированы, а в некоторых случаях и переводить различные советы непосредственно на фронтах в боевой обстановке.

В моей группе переводчиков было несколько довольно интересных молодых женщин и даже совсем еще молоденьких девушек. Я замечал, что все они держатся, как это ни странно, совершенно спокойно, не волнуясь, хотя отдают себе отчет, что скоро придется заменить красивые туфельки на высоких каблуках на удобную простую, пригодную для фронта обувь, а модные платья и костюмы на спецовки.

Среди опытных переводчиц находилась и та, которая присутствовала в комиссии, отбиравшей меня для поездки в Испанию. Марию Скавронскую я знал, как уже указывал, еще по курсам усовершенствования переводчиков при нашем институте. На теплоходе у нас сложились дружеские отношения, и она мне во многом помогала.

В нашу группу входила женщина намного старше остальных. Это была, как потом я узнал, легендарная Мария Александровна Фортус. Именно ей в 1967 г. был посвящен двухсерийный фильм «Салют, Мария!» Хейфица.

Мария Александровна также помогала мне во многом. Эта помощь заключалась не только в том, что она рассказывала об Испании, но и в значительной степени содействовала в установлении контакта с испанцами. Тогда я знал только о том, что Мария уже побывала в Испании и отправляется туда вновь. Когда и почему она была в Испании, я, конечно, не мог предположить, а она, видимо, не могла или не считала возможным мне обо всем этом рассказать. Наша дружба продолжалась и несколько лет спустя после окончания Великой Отечественной войны. Только тогда я узнал, что Мария Александровна была активной участницей Гражданской войны, чудом спаслась от расстрела по приговору Махно, что в период нахождения в Херсоне французских военных кораблей, крейсеров «Мирабо» и «Жюстин», выполняя партийное задание, она внедрилась в ряды моряков и подружилась с одним из них – испанцем Рамоном Касанельяса. Корабли ушли, и эта крепкая дружба на несколько лет прервалась. Случай свел вновь Марию с этим моряком, когда он, испанский коммунист-подпольщик из Каталонии, обучался в Советском Союзе на партийных курсах. Встреча их закончилась тем, что они стали мужем и женой. У них родился сын.

Первый раз Мария Александровна была в Испании, когда ее муж стал одним из руководителей компартии в Барселоне, где и погиб. Проводив в последний путь гроб с телом любимого мужа, она вернулась на Родину, в Советский Союз, где продолжала выполнять работу по партийной линии, но большое внимание уделяла воспитанию своего сына.

Когда в Испании началась национально революционная война, в числе первых советских добровольцев туда отправилась и Мария Александровна, работавшая продолжительное время переводчицей у военного советника Мерецкова.

После падения Севера она на французском грузовом судне сумела эвакуировать значительное число детей и взрослых испанцев во Францию. Из Парижа возвратилась в Москву. Только после этого она узнала, что ее сын, успев уже закончить летное училище, тоже воевал в Испании и погиб. Мария Александровна стала хлопотать о своей повторной поездке в воюющую Испанию, чтобы получить возможность не только помогать испанскому народу, но и посетить могилу своего сына. Вот именно тогда я и познакомился с ней, когда она с тяжелым сердцем вместе с нами должна была отбыть из Ленинграда.

Настал день окончания погрузки, теплоход вышел из порта. Мы отправились в далекий и нелегкий путь. Большинство из «мирных пассажиров» теплохода сгруппировалось на палубах. Я грустно смотрел на берег, вспоминал прощание с родителями и думал, как бы они восприняли новость, что я еду воевать. Ведь я оставил им московский адрес, номер почтового ящика, для того чтобы они могли посылать мне письма. Они знали, что я вскоре должен был уехать на Дальний Восток в продолжительную командировку, и только, – никаких подробностей я им не сообщал...

Наше морское путешествие омрачилось двумя событиями: первое – ужасно штормило, море было очень неспокойным, сильно качало теплоход, и это затрудняло продвижение по заданному курсу, второе – очень густой туман. Моряки называли силу шторма в баллах. Признаюсь, я ничего не понимал: пять, шесть, семь баллов... Что это значило?

Сильную качку хорошо переносили немногие. Жалко было смотреть на желто-зелено-синие лица страдающих морской болезнью «путешественников». Среди них были даже и летчики, и почти все наши девушки. Приходилось ухаживать за теми, кто мучился. Покупали в ресторане, как я уже сказал, на валюту лимоны и угощали ими страдальцев. Внимательно следили, чтобы тем, кому необходимо, приносили и уносили вовремя тазы, споласкивали и приносили вновь...

Мы с Мишей переносили качку хорошо, выдержали ее Мария Скавронская и Мария Александровна Фортус. Особенно удивляло, как справлялись с качкой испанские ребята. Я бы даже сказал, они веселились. Веселье выливалось в смех, выкрики, шутки, а некоторые даже, пользуясь качкой, скользили на натертому полу. Одним словом, с ними не скучали и мы.

Когда туман окутывал теплоход и буквально в нескольких шагах нельзя было различить, кто идет навстречу, капитан отдавал приказ не только замедлить ход, но и полностью остановиться. Для того чтобы встречные или идущие в нашем направлении корабли не столкнулись с нами, равномерно и непрерывно продолжались удары в корабельный колокол. Иногда, когда затихали волны и ветер (который тоже имел место, правда, не очень сильный), удары колокола были слышны из самых разных сторон.