Схватка продолжалась несколько секунд, но Чудесу показалось, что прошёл целый час. Вдруг туша зверя дёрнулась, он рыкнул, разжал лапы — Коттин ударил своим чудесным мечом под лопатку. Молодые медведицы бросили пожирать рыбу, смотрели, поворотив морды, на битву, молодой медведь-победитель подбирался поближе к ним, проигравший медвежонок перешёл реку по перекату, робко смотрел на самок с другого берега. Вдруг речной берег потряс чудовищный рык.

Коттин, придерживая воеводу за плечо и помогая ему подняться, отметив отсутствие серьёзных ран, дёрнулся, оглянулся:

— Боги Асгарда, — прошептал он побелевшими губами.

— Это ещё кто? — округлил глаза воевода.

На берег, ломая подлесок из тонких сосёнок, выходил непостижимо огромный медведь, чёрный, с лобастой башкой, чудовищной пастью, сверкающей белыми клыками. Он был раза в два выше, чем старый медведь, агонизирующий возле ног Чудеса, воевода был ему лишь по грудь, и то, если бы встал на цыпочки.

— Я думал, наши предки истребили их поголовно.

— Ни-че-го се-бе, — по слогам прошептал воевода.

¬- Бежим, в лодку!

— Сейчас, только отрублю лапу — на жаркое, — повернулся старый воин к павшему медведю. Остановился. Огляделся. Медведь, умиравший от ударов мечами, исчез. — Это он от страха ожил, — догадался Чудес. — Бежим!

Соратники стремительно метнулись к карбасу, за пару секунд столкнули его в воду. На их счастье поток рыбы в реке уже уменьшился, беглецы протолкали лодку на середину, вскочили в неё, наступая на квёлых сёмг, заработали вёслами с частотой крыльев мельницы. Пещерный медведь зарычал вслед уменьшающейся лодке, поймал рыбу, сожрал вкусное сладкое брюшко, направился к молодым медведицам, принявшим позу подчинения — опустившим морды и поджавшим ушки. Древний зверь за всю жизнь не смог найти самку своего вида — приходилось пользоваться этой мелочью, от чего рождались полукровки.

— Никогда такого не встречал, — зубы воеводы откровенно стучали.

— Да, тут меч бесполезен. На них охотились всем племенем, — поймав недоумённый взгляд воеводы, Коттин поспешно добавил. — Мне один странник рассказывал.

— Последний медведь-то, наверное, — поёжился Чудес.

— Что со спиной? — перевёл разговор белобрысый соратник.

Кафтан воеводы был распластан почти напополам, на спине сочились кровью глубокие царапины. Коттин полез в мешок, достал травы, стал прикладывать.

— Здорово он тебя распластал, — наконец выговорил он, сплёвывая на раны зелёную кашицу целебной травы.

— Ага, — ухмыльнулся воевода, стараясь заглянуть за плечо, увидеть собственную спину, — был я как-то в Словенске, там одна ладушка спину так же подрала. Когтями.

Мужики заржали, скрываясь за поворотом успокоившейся реки, положив вёсла на дно карбаса и скинув одёжку для починки.

Коттин пихнул спящего воеводу в бок, прошептал:

— Просыпайся, пора!

Чудес открыл глаза, сел, опёршись руками о борта карбаса. Солнце уже встало, вокруг раздавались трели и писк птиц, огромные стаи скворцов перелетали с дерева на дерево, присматривая места для гнездования.

Воевода встал, потянулся, подняв вверх руки, закричал:

— Слава Хорсу! Солнышко, свети!

— Сейчас всех святых волхвов поднимешь, — усмехнулся Коттин.

— Что? Отшельники дрыхнут по берегам реки? — стал иронизировать воевода, но обернулся, замолчал — из-за поворота выплывало капище, расположенное на высоком берегу Сухоны. Высокие столбы были вкопаны в землю по кругу, на каждом искусно вытесаны лики богов — грозные и улыбающиеся, довольные и оскалившиеся. Посреди капища находился плоский камень, размером с исполинский квадратный стол — жертвенник.

Карбас прошёл ещё немного по течению, и воевода открыл рот — за капищем стояло невиданное сооружение — храм богов, которым поклонялся народ Великой Перми. Сложенный из соснового кругляка, с многочисленными башенками, узкими окнами, вычурными наличниками, огороженный частоколом, храм производил неизгладимое впечатление на лесного человека, коим и являлся воевода. Даже за сотню шагов пахло сосновой смолой — на берегу лежали тонкие стволы, отёсанные под брус, вокруг высились горы щепы, стружки. Волхвы производили ремонт крыши, сложенной из тёсаных досок. Но не это привлекло внимание путников — более актуальной была лодка с лучниками, перекрывающая течение, и десяток волхвов на берегу — кто с топором, а кто и с мечом. Видимо, путников уже ждали.

Чудес поднялся, горделиво приосанился, поправил порванный медведем кафтан, разрешил Коттину подгрести к узкому причалу.

— Я воевода Чудес! Кто у вас тут главный? Где этот, как его? Волхв Тридрев! Позвать сюда! — закричал он, выскочив на берег.

Отшельники переглянулись, затрясли бородами. Кое-кто, из совсем молодых, откровенно засмеялся в голос. Наконец, успокоившись, самый старый, с белой копной волос и узкой бородёнкой, проскрипел:

— Вы не в стольном граде. Тут сено к лошади не ходит!