Профессор Граб досадливо пожал плечами.

— Я пробовал, — сказал Катенин, вставая. — Мне удалось свести подземный труд шахтеров до минимума…

Он сделал шаг к стендам, чтобы пояснить на чертежах, как пойдет процесс, но его остановил голос профессора Граба:

— Да ведь понятно!

Вадецкий, обернувшись к академику и сохраняя на лице вопрошающее выражение, сказал тем не менее вполне убежденно:

— Проект потому и хорош, что не выходит за рамки возможного. Расчеты на полную ликвидацию подземного труда пока совершенно беспочвенны.

«Мамонт» Бурмин перекрыл его голос веселым басом:

— Шахтеры под землю идти не боятся, был бы уголек!

Стадник так стремительно обернулся к нему, что Катенину показалось — сейчас он бросится на Бурмина.

— Шахтеры и обушком уголь рубали, — быстро сказал он. — Однако мы с вами предпочитаем врубовую машину и мечтаем о горном комбайне! Если брать задачу подземной газификации во всем объеме, как брал ее Владимир Ильич Ленин, то конечная цель — ликвидация подземного труда людей. Это не только техническая, но и гуманистическая задача — избавить людей от самого тяжелого и опасного труда!

Стадник помолчал, вздохнул и задал новый вопрос:

— Товарищ Катенин, я, может, не понимаю, но скажите: неужели нельзя, никакнельзя обойтись без предварительного дробления угля?

Катенин понимал, что Стадник заметил уязвимые моста проекта, и готов был отвечать откровенно, чтобы вызвать наконец большой разговор по существу дела, однако Колокольников поднял ладонь, удерживая Катенина, и мягко сказал Стаднику:

— Вы не совсем знакомы с вопросом, Арсений Львович. Конечно, нельзя. Достаточно ознакомиться с обычным газогенератором…

— Но у Ленина написано, что уголь газифицируется в пластах, — напомнил Стадник.

— В мечте Рамсея! — бросил Вадецкий. — В мечте, которая не осуществилась.

Необычно смирный Алымов, сидевший, как часовой, возле дремлющего академика, впервые подал голос:

— Я думаю, никакие разговоры не заменят реального опыта. Проект ценный, надо испытывать. — Поначалу тихий, его голос вдруг окреп, в нем зазвучали громовые раскаты: — Не понимаю побуждении тех, кто пытается притормозить его принятие к проверке!

«Мамонт» Бурмин всем корпусом тяжело повернулся к нему и сразу так же тяжело отвернулся. Стадник сжал губы в узкую, гневную полоску. Глаза-фары уткнулись в Алымова, чтоб испепелить его.

Но в эту минуту академик Лахтин закряхтел и поднялся, грузно наваливаясь на палку.

— Хочу сказать к сведению моих коллег, — с язвительной усмешечкой начал он. — Идея, которою увлекся мой английский друг Уильям Рамсей, почитавший себя учеником и последователем Дмитрия Ивановича Менделеева, — идея эта поистине величественна и принадлежит самому Дмитрию Ивановичу, что, без сомнения, легко вспомнят мои коллеги, знающие труды нашего великого соотечественника. И еще я хочу сказать…

Он запнулся и покраснел. Всем стало неловко: старик явно забыл свою мысль.

— Менделеев? Очень интересно! — воскликнул Алымов и кивнул в сторону Феди Голя: — Сегодня же разыскать.

— Да, Менделеев! — повторил академик и укоризненно ткнул пальцем в сторону Феди. — Стыдно, молодой человек! Нужно знать самому, а не дожидаться, пока старики напомнят произведения, коим следует считаться общеизвестными!

Отчитав таким деликатным образом всех присутствующих, Лахтин развеселился и вспомнил ускользнувшую мысль:

— Наш уважаемый автор — простите, запамятовал фамилию! — создал первый проект. И молодец! Для чего же собирать такой синклит? Опыты ставить надо! Работать надо! А я пообедать не успеваю, — тем же требовательным тоном добавил он, — с комиссии на комиссию. Фигаро здесь, Фигаро там…

Он повторил последние слова уже в дверях, почти выпевая их высоким старческим голосом.

С минуту все смущенно улыбались, потом «мамонт» пробасил, что пора «подводить черту», а профессор Граб небрежно сказал, беря под мышку портфель:

— Осталось сформулировать.

Алымов энергично диктовал решение, размахивая кулаком над головою секретарши. Лидия Осиповна записывала такой скорописью, что перо подпрыгивало в ее руке. Катенин улавливал главное: «Одобрить», «Испытание в природных условиях», «Развернуть»… Как стихи, прозвучали сухие слова: «Смета на опытные работы», «Открыть финансирование»…

А затем Катенина поздравляли, как именинника, и Арон потянул всех обедать в ресторан. Отказались только профессор Граб, торопившийся на коллегию, да «мамонт» Бурмин. По телефону вызвали в ресторан Люду. Пировали долго и весело. Вадецкий превратился в приятнейшего застольного оратора и ухаживал за Людой, Алымов азартно пил и шумел на весь зал, а Стадник подсел к Катенину и, обнимая его, говорил ему в самое ухо: