«Как-то Марк Фрадкин, мой друг-композитор, попросил меня: «Никита, дай твою хохму с чернилами. Я намедни иду в посольство Германии. Немцы же любят шутки!» — Я ему дал эту авторучку, только заправил… натуральными чернилами…

Начался званый ужин. Все выпили, Ну, и, естественно, надо же отличиться! Марк раскраснелся: «Сейчас я вам хохму покажу!» Вытаскивает авторучку, и с размаху стряхивает кляксу на светло кремовый пиджак посла Германии. Видя его испуганный вид, с заискивающей улыбкой, продолжает: «Щщас ищщезнет, цванцишь минут и… капут!… Ферштейн?» Но, ни через двадцать, ни через тридцать, и ни через час пятно не только не исчезло, а стало еще больше! Фрадкин со страхом трезвел на глазах, и к слову «ферштейн» надо было добавлять… «нихт»… Короче, чтобы замять скандал, Марку пришлось валютой заплатить за испорченный пиджак». После этого он год с Никитой не разговаривал…

Дальше мне хочется рассказать о Богословском от лица рассказчика, так как следующие истории были поведаны его старым другом Оскаром Фельцманом. Их можно читать, как анекдоты, но очень правдивые, потому что их я услышал от разных людей потом не раз…

…37-й год, репрессии. Никто не знал, что может произойти с каждым в любую минуту. НКВД забирал самых лучших неожиданно, без предъявления каких-либо обвинений. После этого, как правило, опечатывали квартиры. Над Богословским решили подшутить. Дождались, когда того не было дома, взяли кусок проволоки, медный пятак, и плоскогубцами сдавили его так, чтобы он стал похож на пломбу…

Никита в прекрасном настроении поднимался по лестнице, насвистывая мотив. Вдруг, увидев торчащий кусок проволоки, похолодел… Ищут!… С какой скоростью он выбежал из подъезда, он уже не помнил. Очнулся в стоге сена… А в Москве его действительно искали! Объявили всесоюзный розыск: пропал известный композитор! Ровно месяц тот скрывался в сарае, пил молочко, которым его поила бабушка в убогой деревне. Выяснив, что это проделки Марка, его закадычного «врага», решил отомстить по-своему.

В то время Фрадкин только что купил наимоднейший автомобиль «Победа» и «по блату» поставил во дворе жестяную коробку-гараж. Ночью, к дому, Никита подогнал автокран, зацепил его тросами, и аккуратно увез эту «коробочку» к нему же, на загородную дачу. Проснувшись утром, Марк первым делом взирал в окно. Обычно железная избушка ласкала его взгляд. По привычке, потянувшись и зевнув, он вдруг остался в той же позе… Рот от ужаса не закрывался… Машина сиротливо стояла у подъезда, а от гаража не осталось даже мятой травы… Рука потянулась к телефону, и через 15 минут милиция составляла протокол. Почему-то первый вопрос стоял: не пил ли он вчера чего-нибудь крепкого. Фрадкин начал орать, что он будет жаловаться, и милиция быстренько начала чесать окрестности. Естественно, заглянув на дачу, и обнаружив гараж там, стоящим, как ни в чем ни бывало, стала заполнять другой протокол. Все кончилось мирным походом к психиатру, но «счет» был все время в пользу Никиты… И он не останавливался.

В те времена финская банька-сауна была в жутком дефиците. Ей пользовались только избранные, и то, с разрешения партийных кругов. Друзья-композиторы упрашивали Никиту, мол, договорись с кем нужно, мы в долгу не останемся. И вот Богословский в один прекрасный день собрал троих и говорит: «Собирайтесь, есть одно дефицитное время — два часа дня. Остальное, все забито! Есть одна подпольная банька, только — молчок!» Коллеги быстро смотались за шайками — лейками, взяли венички, и в никитину машину! Подъехали с тыла — обшарпанное здание, пожарная лестница. Но вспомнив, что это — секретный объект, отнеслись к этому с пониманием. Поднявшись на третий этаж, попали сразу в «предбанник» с вешалкой. Никита сразу предупредил: «Там пар — 100 градусов, поэтому дверь надо закрывать быстро и плотно!» Все радостно кивнули, и с шутками, прибаутками трое голых мужиков залетели по ту сторону двери…

…Приемная комиссия не могла понять, почему в музыкальном конкурсе участвуют обнаженные драматические актеры, изображающие римских легионеров с шайками на сцене… Причем, актеры были безумно похожи на их коллег… А эти трое, бегая по сцене, с обезумевшими лицами долбились в дверь, которая с той стороны была закрыта на щеколду, а по лестнице раздавался шум убегающих ног и знаменитый никитин свист: «Легко на сердце от песни веселой!..»

В этом, счастливом году произошло две свадьбы, одна в апреле у Каплуна, вторая в ноябре — у меня. «Окольцевался» я с Ольгой — студенткой нашего музучилища, пианисткой, поэтому свадьба была музыкальной. Как всегда, чудил Саша Фриш. Раздобыв, где-то, на мясокомбинате, телегу с лошадью и кучером, пригнал ее к дворцу бракосочетания. На нее взгромоздился импровизированный духовой оркестр с каплунской скрипкой и, вместе с молодыми, эта «кавалькада» поперлась на проспект имени Ленина! Милиция, конечно, нас туда не пустила, но пошокировали мы прохожих изрядно…

Начался год с интересного события. Еще на конкурсе со мной встретился известный аранжировщик-саксофонист Виталий Клейнот и предложил принять участие в озвучивании музыкального фильма «Между небом и землей» на музыку самого Зацепина! Двух мнений быть не должно, тем более, что вместе с нами должны были петь Валерий Ободзинский и Алла Пугачева! Это было похоже на сон!… Вся музыка писалась в квартире Александра Сергеевича. Причем инструментальное сопровождение накладывалась Виталием постепенно. Каждый день приходили то скрипачи, то духовики и «наслаивали» свои партии. Я делал вокальные партитуры. Причем, сразу договорились, герои — самодеятельные музыканты-солдаты, поэтому надо было петь как бы неумело, что у нас с трудом получалось…

Где-то мы подпевали Ободзинскому, где-то Пугачевой, а вот одна из наших сольных песен меня просто поразила, ей суждена была долгая жизнь. Это — «Уходишь ты» на слова Леонида Дербенева. Фильм о воинах-десантниках, честно говоря, получился слабый, но большая пластинка с песнями кинофильма пользовалась большой популярностью. Параллельно с киномузыкой записывался и наш первый диск-гигант. Точнее, дописывали, потому что часть песен взяли из латышской грамзаписи отмененной пластинки. Первый сигнальный тираж показал, что мы — на подъеме! Он разошелся моментально! Главная особенность диска — стилевое разнообразие: от простейшей «Старой пластинки» до джаз-рока и фольк-рока в «Органе в ночи» и «Отдавали молоду». Это сразу отличило нас от ВИА ресторанно-танцевального типа. Конечно, и здесь «поработал» Никита Богословский. Он был членом худсовета «Мелодии» со всеми вытекающими отсюда, последствиями… Мне страшно завидовали тогда некоторые профессиональные композиторы: чтобы в сольном диске иметь три своих песни, не считая обработок народных песен, причем автор которых — ни член Союза композиторов, ни писателей(!) — это надо иметь «волосатую» руку…

И все-таки, с какой бы ехидцей ни относились к советскому строю, я с уверенностью могу сказать, что тогда было какое-то уверенное чувство справедливости. Хит-парады составлялись более или менее честно, по письмам, места не «покупались», как сейчас. А публика валом валила на кумиров невзирая на рекламу. Да и время было романтичное, даже сентиментальное. Я думаю, эти качества для человека не самые плохие. Мы, молодые авторы тогда состязались друг перед другом в написании более красивых мелодий, нас заботило то, чтобы публика долго вспоминала их, а то и пела бы за столом… В начале двадцать первого века они вернутся в ностальгии на эстраде…