— А если тебе?

Я пожал плечами.

— Тогда ты отправляешься в Пограничье, возможно, открываешь планету-другую, которые государство в конце концов прибирает к рукам. Вот так галактика и становится цивилизованной.

— И этот процесс бесконечен! — воскликнул Стихоплет. — Всегда найдутся недовольные, но ваша цивилизация организована такие образом, что недовольство ведет к экспансии, которая приводит к усилению давления государства, что результируется в появлении новых недовольных и новой экспансии… — Он помолчал. — В такой ситуации пройдет не так уж много времени, прежде чем человечество освоит Андромеду и другие соседние галактики.

— Ты находишь сие угрожающим? — спросил я.

— Я нахожу сие захватывающим!

— Твоя цивилизация не знакома с Манифестом судьбы?

Он не знал, что означает это понятие, и я ему объяснил.

— Как это красиво, Манифест судьбы! — воскликнул он. — Мне нравится. Мои соотечественники думают только о том, как бы захватить одну-другую звездные системы да пролить побольше крови. Их устремления не идут ни в какое сравнение с грандиозностью ваших.

Короче, он решил лететь в «Аванпост» и просить политического убежища. Я ему сказал, что здесь нет никого, кто может предоставить ему такое убежище, за этим надо лететь в Монархию и разыскивать одно из государственных ведомств, которые занимаются дезертирами. А с учетом количества государственных ведомств, на поиски могут уйти две жизни. Вот я и убедил его отправиться в «Аванпост» лишь для того, чтобы привыкнуть к людям, свободе и раннему капитализму на первых стадиях его развития.

Мы решили отбыть ранним утром, но, когда я жарил яичницу, чтобы подкрепиться перед отлетом, нас окружили соотечественники Стихоплета.

— Сматываемся отсюда! — крикнул я, бросаясь к кораблю.

— Берегись, Макс! — раздалось в ответ.

Я оглянулся и увидел пришельца, который целился в меня из пульсатора. Я понял, что жить мне осталось доли секунды, но, когда он выстрелил, Стихоплет заслонил меня собой, и предназначенный мне энергетический заряд угодил в него.

Тут я, признаюсь, обезумел. Уложил пришельца выстрелом из глушака, а потом с пистолетом в каждой руке двинулся на остальных, крича, чтобы они выползали из-за укрытий и схватились со мной. Пара дюжин выползли, и я их убил, не обращая внимания на легкие ранения, без которых, увы, не обошлось. Перебив всех, я вернулся к кораблю и похоронил Стихоплета как человека.

Он был моим другом, возможно, лучшим из всех. Знает Бог, внешность у него была не очень, и стихов, которые он сочинял, я не понимал, но он подставил грудь под выстрел, предназначавшийся мне, а на такое люди не способны.

* * *

Мать Земля вытерла слезу.

— Я думаю, это прекрасно.

— Я тоже, — присоединилась к ней Киборг де Мило. — Но, когда я, очистив город, попала в тот военный лагерь, мне не попались две дюжины трупов.

— Возможно, оставшиеся в живых похоронили их, — ответил Макс. — А может, они разложились под солнечным светом.

— Те шестьсот, которых я убила в городе, не разложились, — сухо заметила Киборг де Мило.

— Послушай, это моя история! — рявкнул Макс. — Если ты ей не веришь, дело твое!

Киборг де Мило пожала плечами.

— Мне без разницы, что ты болтаешь.

Макс повернулся к Барду.

— Ну? Ты ее используешь?

— В отсутствие противоречащего варианта выбора у меня нет. А кроме того, Стихоплет — украшение книги.

— Какое там украшение! Он был страшен, как смертный грех… и при этом показал себя самым верным другом.

— Разве можно требовать от друга большего? — задал Бард риторический вопрос.

— Уверен, что нет, — твердо заявил Макс.

В зал вошли Большой Рыжий и Могильщик Гейнс.

— Макс как раз закончил рассказ, — уведомил их Бард.

— Уж не знаю, как мы это переживем, — буркнул Гейнс. — Два пива, Peгги.

Они направились к стойке.

— Война завершена? — спросил меня Большой Рыжий.

— Похоже на то, — ответил я.

— Мы победили?

— Насколько мне известно.

— Что ж, значит, оно того стоило.

— Ты про что?

— Про то, что мне пришлось сделать, чтобы вырваться с Генриха IV.

— Ты собираешься рассказать нам об этом? — спросил я.

— Пусть кто-нибудь попробует его остановить, — ввернул Макс.

— У меня пересохло в горле, так что сначала надо его промочить. — Большой Рыжий поднес к губам большущую кружку пива и осушил одним глотком. Вытер рот рукавом. — Да, вот чего мне недоставало!

— Если это все, чего тебе недоставало, у тебя серьезные проблемы, сын мой, — подал голос преподобный Билли Карма.

— Не все же мы зациклены на сексе, как ты, преподобный, — ответил Большой Рыжий.

— Конечно же, все, — возразил тот. — Только некоторые честнее и откровеннее других.

— Любопытно, а у Бога не возникало сомнений в том, что именно ты должен Его представлять? — спросил Могильщик.

— Никогда. — Преподобный Билли Карма поднял золотую кисть, сложил указательный и средний пальцы. — Я и Бог — два сапога пара.

— Должно быть, это утешает, — покивал Могильщик.

— Во всяком случае, успокаивает, если иной раз тебе отказывают в сексе.