Над тыном возле ворот выросла голова в отороченной рыжеватым мехом зимней шапке:

– Кого тут черхмант носит в эту пору? Назовись, кто такие, с каким делом приехали?

Один из наших бойцов заорал в ответ:

– Отчините ворота! Земан Ян Жбан с сыном Франциском изволит проведать пана Карела! Позовите же пана Влчичениша, пусть встретит тот кума своего!

– А сколько вас?

– Все тут, сами зрите: с хлопами десяток!

'Не понял? А меня что, не посчитали? Так ведь замковые ребята могут и паёк на меня зажать! Не, это не дело. Надо быстрее шевелить ногами, блин горелый!'

Вояки за тыном, видимо, посовещались с кем-то из начальства во дворе, но вместо того, чтобы широко распахнуть ворота перед гостями, запустили в нашу сторону камень из пращи. К счастью, тот не поразил никого из моих спутников, с силой пробив снег прямо меж передних копыт ближайшего к укреплению маштака. Похоже, это был аналог предупредительного выстрела. Вот только 'стой, стрелять буду' никто крикнуть не догадался. Видать, местный 'Устав гарнизонной и караульной службы' пока что не написан. Кстати, надо будет поинтересоваться этим вопросом, раз уж связался с вояками...

Тем временем застенный крикун решил окончательно убедить нас, что в здешнем замке гостям не рады:

– Езжайте прочь, нищеброды! Поищите своего Влчичениша среди нищих на паперти! Грозный Имрё-бек, владелец этих мест, дал ему возможность выбора: утопиться в реке или сдохнуть с голода! Ступайте, покормите этого голодранца плесневелой коркой, если она у вас, конечно, отыщется!

И не смейте отныне топтать земли Имрё-бека, иначе лишитесь ног, а может быть - и голов!

– Тьфу, мерзенный перемёт!
– плюнул под ноги пан Ян. Это же надо, как всё нескладно выходит-то...

Потом, видимо, приняв решение, приподнялся и закричал:

– Эгей! А где сам пан Имрё? Хочу с ним поговорить по важному делу!

– Ищи - не сыщешь, земан! Грозному Имрё-беку других дел, что ли, нету, чтоб по зиме здесь скучать? Далеко он! Если и вправду дело имеешь - обскажи мне, я передам!

– То дело тайное! Не для твоих ушей, хлоп мадьярский!

И, обращаясь к отряду, земан Жбан скомандовал:

– Разворачиваемся! И - ходу отсюда, ходу, пока эти пёсьи сыны коней не заседлали! В лесу они нам не опасны: нам богемский лес - что дом родимый, а эти - находники пришлые!

Ох уж мы и тикали! Ей-же-ей, никогда в таком драпе не участвовал - ни в этом мире, ни в своём прежнем! Я едва успел вспрыгнуть на кошевку, растянувшись поперек полсти и явно крепко придавив земановы ноги.

Верховые на полном скаку перестроились на два микроотрядика, первый из которых умчал на расстояние метров сорока впереди санок, а второй, пристроившись вплотную в арьергарде, выполнял роль тылового охранения.

Спустя минуту великолепной скачки я уже напоминал сугроб, по маковку засыпанный искрящимся снегом, летящим из-под конских копыт. Совершенно непонятно, как я ухитрился не слететь под полозья на поворотах и не потерять на ходу походный мешок, в который вцепился до побеления ногтей.

Блин горелый! А куда рукавицы-то подевались? Так и поморозиться легко...

На полном ходу влетели под полог заснеженного леса.

Проскакав немного, мы остановились, чтобы провести небольшую 'рокировку': дружинники из арьергарда спешились, и кинулись подсекать боевыми топорами придорожное дерево, земан, предварительно согнав меня с саней, выудил из-под подстеленных в кошевку кусков войлока найденные на разгромленном становище лук с колчаном и, укрывшись за толстым стволом явно принялся настораживать оружие. Когда же он выбрался, аккуратно разматывая тонкий и длинный кожаный ремешок, мне стало ясно, что гранатные растяжки двадцатого века имеют весьма и весьма долгую 'родословную'. Думаю, будь это запретное во владениях монголов оружие у каждого из кметей, предполагаемой погоне пришлось бы несладко. Но - увы! Даже за прикосновение к луку кто угодно, кроме степняков, мог лишиться руки, а уж вражеским стрелкам кочевники и вовсе пощады не давали. Лук у них считался исключительно монгольской принадлежностью, и любой иноплеменник, посягнувший на него, подлежал каре. Тот же запрет коснулся и арбалетов: узкоглазые оккупанты прекрасно понимали, что лишенное по-настоящему дальнобойного оружия потенциальное войско взбунтовавшихся данников не имеет серьёзных шансов в полевом сражении против страшной 'карусели' всадников в халатах и малахаях. Пока нападающие пробегут сотни три шагов, почти все они будут поражены стрелами, не сумев даже коснуться никого из новых 'хозяев мира'.

Тем временем Франтишек Жбан в паре с дружинником давно скрылись за поворотом, проверяя, свободен ли дальнейший путь. Возчики обоих саней, хлопы Эзра и Павел, пользуясь минутной передышкой, обтирали упряжных лошадей клочками сена и чистили их морды от инея и сосулек. Отчего-то мне это напомнило многократно виданные эпизоды из моей прежней жизни в двадцать первом столетии, когда пожилые дядьки вот с такими же сосредоточенными лицами протирали зимой стёкла своих стареньких 'жигулей' и 'нив'... И так стало тошно на душе - хоть на стенку лезь! Вот только стенки поблизости не заметно...

– Ты вот что, мастер Белов, не торчи пнём!
– Деятельный пан Ян уже оказался рядом с кошевкой.
– Сейчас дальше поедем, раз уж с ночлегом ничего не вышло, так ты полезай в сани с припасами, раз уж считаешься кухарем. Там сокирка про запас захована, так ты с неё паклю-то сними: не дай Святой Йиржи, наскочут мадьярские выкормыши, так чтоб хоть чем отмахаться было. Хотя проку от тебя, прямо скажу, в драке и никакого, але ж грех мне будет, если христианскую душу без оружья оставлю. Эй, Эзра! Макс с тобой будет, дашь ему пару шкур - прикрыться от ветра и пусть оружие возьмёт, я дозволил!