Катя открыла глаза. Увидев меня рядом, улыбнулась. Начало неплохое.

— Который час? — спросила она.

— Восемь. Спи. Ты и часа не спала.

— Дома выспимся. В девять утра панихида.

Она вскочила, открыла шкаф и достала черное платье. Я бы хотел, чтобы она оставалась обнаженной.

Кинув на меня взгляд, сказала:

— Вставай. Мы не можем опаздывать. И смой эту гадость со своих плеч.

Только сейчас я вспомнил о своих татуировках. Рад бы, да только такие штампы не смываются. Она мне всячески пыталась внушить, будто я ее настоящий муж и никакой подмены не происходило. Удивительно, но и другие в это верили. Все, кроме Ивана. Я понял, что серьезного разговора у меня с Катей не получится. Замена Потоцкого ее вполне устраивает. Придется смириться со своей ролью.

Я встал и тоже начал одеваться.

— Не годится. Иди в свою гардеробную и подбери черный костюм.

Либо она запуталась, либо решила меня проверить. Теперь любое ее слово мне будет казаться подозрительным.

— Мы не дома, и у меня нет здесь своей гардеробной.

— Извини, не подумала. Не важно. Возьми отцовскую черную шляпу и черный галстук. Траурные повязки нам дадут на месте… Боже, поторопись, я начинаю нервничать.

Я поторопился.

Похороны больше походили на митинг. Некоторые даже кричали, били себя в грудь и клялись найти убийцу. На место захоронения пошли тихие и скорбящие, митинговавшие остались на площади перед кладбищем, размахивая букетами, которые так и не донесли до цели. Как я понял, буйствовали пайщики. Странно, они-то должны быть довольны: Катя получит наследство и отменит аукцион. Моя неожиданная жена крепко держала меня за руку. Явно чего-то боялась. Иван держался позади. Я ни черта не понимал. Многие могли не знать Катиного мужа, ну а как же близкая подруга, Маша Степун, у которой она гостила в ночь убийства? Тоже притворяется?

Как только гроб засыпали землей, мы тут же ушли. Возле машины нас догнал генерал Тертышников.

— Соболезную, господа. Адвокат Гейко так и не появился. Это очень странно. Он не выходил с вами на связь?

— Нет, — ответила Катя, — мы его очень плохо знали, у отца редко бывали. Чаще всего по его приглашению. На этот раз он хотел обсудить с нами план строительства на участках, принадлежащих нам. Мы никогда не занимались землей и лишь по документам считаемся владельцами. Но ему требовались наши подписи. Павел задержался в Москве, а без него сидеть рядом с ворчливым отцом я не хотела, вот и поехала сначала к подруге.

— Да-да, это я уже слышал. Куда же подевался адвокат и почему не появился для предстоящего обсуждения сделки… По словам его жены, он уехал в Москву на один день. Мы проверили все отели. Гейко нигде не регистрировался. И вас заодно проверили, Павел Семенович. У вас железное алиби. Но исчезновение Артура Гейко меня очень настораживает. Он муж вашей подруги, у которой вы гостили. Вы не могли его не видеть, Екатерина Тимофеевна.

— Артур Леонидович не любит появляться в нашей женской компании. А когда он уехал в Москву, я не знаю. Мы о мужьях не разговариваем. Как Маша вам сказала, так оно и было. Получив сообщение о смерти отца, я тут же поехала к нему домой. Вместе с Машей. Вы же нас и встретили. В тот момент нам не до мужей было.

— Да. Это я помню.

— Глеб Тихонович, вы же власть, разбирайтесь сами. Нам хватило вчерашнего общения с вами, — тихо сказал я, открыл дверцу машины и усадил Катю. Иван сел за руль.

Катя все еще продолжала держать меня за руку, пальцы ее заметно дрожали.

— Чего хотят эти возмущенные люди? — спросил я, ни к кому не обращаясь.

Катя молчала, ответил Иван:

— День торгов уже назначен. Теперь они будут отменены на неопределенный срок. В этом сезоне никто домов не получит. Оформление наследства займет полгода. Многие внесли задаток, своего рода гарантию на покупку. Как бы ни повел себя хозяин, пятнадцать процентов покупателей готовы были принять все условия. Многие хотели стать акционерами. Горбач понял, что земельный бизнес самый прибыльный, но одному его грандиозные планы не провернуть. Это махина. Идея акционирования в зачаточном состоянии, однако на нее клюнули. У этих психов слишком много денег. Всю жизнь воруют. Да и Москва не под носом. Это же не Рублевка, где все на виду.

— Куда мы едем? — спросил я.

— Поживем в доме отца, — сказала Катя. — Надо разобраться с документами, там черт ногу сломит. Хочу все привести в порядок.

Я промолчал. Чем кончится спектакль? Играть-то уже нечего. Если мне отдадут обещанные деньги и я уеду, всех заинтересует, куда девался муж Кати. Отправился вслед за ее отцом? Если все это ее затея, то красавица ходит по тонкой струнке над пропастью. Адвокату известны детали хлопотных дел Горбача. Без него Катя не разберется. Он должен быть надежным партнером, а значит — в сговоре. Убивать его глупо. Мужем она могла пожертвовать, он конкурент. Парень в доле. Такие всегда становятся лишними. Но убить мужа и отца в один день — идея не из лучших. Вопрос об убийце я себе даже не задавал. Мужа мог прибить Иван, а отца — дочь. В ее алиби я не верю. Пока не поймешь сути всей затеи, не тронешься с места в своих домыслах. В том, что случилось, больше всего заинтересована Катя. Это факт, и с ним не поспоришь. Я человек с улицы. Мне дадут пару монет — и гуляй. А скорее всего, бросят на дно деревенского колодца, чтобы пасть не разевал. В такой игре им нужна гарантия. За всем стоят огромные деньжищи. Да и собственные жизни участников аферы.

Вернувшись с похорон, Катя ушла в кабинет отца, и я ее в тот день больше не видел. У меня язык чесался с ней поговорить. С какой-то минуты эта женщина стала мне небезразлична.

Для поминок арендовали ресторан, но дочь не захотела помянуть отца, как это принято. Иван тоже куда-то исчез. Меня оставили на попечение самого себя.

Болтаться бесцельно — не для меня. Я спустился вниз, к главному слухачу дома Петру Дзюбе. Бедняга парился в своей ливрее.

— Скажи, Петро Якимыч, а как ты расцениваешь отношения отца и дочери, если Катя даже на поминки не поехала. На кладбище к ней не подошел ни один человек с соболезнованиями. Почему такое неуважение?