— А почему, генерал, вы так легко отмахнулись от мысли о киллере?

— Очень просто. Профессионалы всегда видят, с кем имеют дело: с заказчиком или посредником. Посредников выслеживают и всегда находят истинного заказчика. Киллер должен быть уверен в том, что его не сдадут. Вашим посредником мог бы быть Иван Парфенович Веткин. Опытный и надежный человек. Но киллер тут же просчитает, кому нужна смерть Горбача. Ивану? Нет, конечно. Вам. Во-вторых, киллер сам себе обеспечивает алиби. Вынуждают заказчика лично передавать деньги. Короче говоря, он загоняет вас в ловушку. И когда вы получаете свой куш, он тут как тут. Недоплатили, любезный! И так до конца жизни. С киллерами давно никто не связывается, если только он вам не обязан собственной жизнью. Когда-то я знал преданных людей. Деньги всех сломали. Даже очень честных ментов, прокуроров и судей.

— А как же реформа? — усмехнулся я.

— Реформа может быть только одна. Коммунизм. В этой утопии говорилось о ненужности денег. Сказка не прошла. Человек рождается собственником. Он так создан. Значит, ему нужен рынок. Но наш пролетариат заучил железную советскую истину: «Грабь награбленное», «Кто был ничем, тот станет всем». О чем мы говорим? Цивилизация придет к нам лет через сто, если страна уцелеет.

— Для следователя вы очень оптимистично смотрите на мир, — заметил я, думая о своем.

— Знали бы вы, в каком дерьме нам приходится копаться… Ладно. На сегодня хватит. У вас завтра похороны. Я приеду. Может, адвокат придет попрощаться с хозяином. Ума не приложу, где его искать.

Капитан в течение всей беседы не проронил ни слова, говорил только генерал, вместо того чтобы слушать. Следователь из него хреновый, но оратор неуемный. Это заметил даже Иван, буркнув в спину уходящим: «Трепач».

Мы остались вдвоем.

— Вся твоя история, Иван, с гибелью Потоцкого пахнет керосином. Боюсь, что Потоцкий тут ни при чем. Целью был Тимофей Горбач.

— Куда же, по-твоему, делся Павел? — спросил Иван.

— Тебе ли не знать. Ты же его всю ночь сторожил в холле. И у тебя целый вагон свидетелей. Думаю, что Потоцкий уехал в Москву для алиби. О том, что случится с хозяином дома, знал не один человек. И Потоцкий в том числе. И дочка Горбача вовремя уехала погостить к подруге. Там тоже свидетелей хватает. Может, дочка и зятек и впрямь решили кокнуть старика? Все сходится.

— Кроме исчезновения Павла. Если уж искать логику, то я предположил бы, что Катя решила одним ударом избавиться от отца и мужа. По брачному договору у них все имущество общее. Оно отходит к тому, кто больше проживет.

Я немного задумался, потом не согласился.

— Перебор. Даже с ее железным алиби. Когда мы вернулись, она ничуть не удивилась моему возвращению. Я не верю в то, что она не узнала собственного мужа. Или ты ее предупредил о подлоге заранее. Ты ведь однажды обронил фразу — она твоя главная хозяйка. Потоцкого мог убить ты. До ночи еще было далеко. Могла убить Яна. С этим фруктом придется разбираться отдельно.

— Потоцкий мертв, и я тебе рассказал всю историю. Катя знала, кого я везу сюда.

— Нет, Ваня. Я рассуждаю. Проведи меня в кабинет, где был убит Горбач.

Мы поднялись на этаж выше. Кабинет представлял собой солидный зал с множеством столов, на которых были разбросаны рулоны ватмана и чертежи. На письменном столе — груды документов. Решетка камина выглядела необычно. Копья походили на обоюдоострые четырехгранные штыки. Но зачем же такое острие? Этот вопрос я и задал Ивану.

— У Тимофея Валентиновича были собаки, охотничьи. Играя, они трижды заскакивали в камин. Одна лапу себе подпалила, вторая шкуру. Он сам нарисовал чертеж загородки и заказывал ее кузнецу. Тут винить некого. Соорудил эшафот для себя.

Я подошел к окну, распахнул тяжелые портьеры. За окном был карниз. Щеколда поддалась легко. Сделано на совесть, все подогнано тютелька в тютельку, никакого скрипа, а главное, не нужно прилагать усилий. Я выглянул наружу. Третий этаж выглядел пугающе. Оно и понятно — высота потолков пять метров.

— Посиди здесь, Иван. Хочу кое-что проверить.

Я спустился вниз к центральному входу, возле которого дремал сторож в ливрее. После нежного похлопывания по плечу он открыл один глаз, покрутил зрачком, увидев меня, открыл второй.

— Не сплю я, не думай. Даже когда дремлю, слышу шаги. Ты с третьего этажа спустился.

— Сколько еще входных дверей в доме?

— Теперь ты новый хозяин и отвечать я тебе должен?

— Уж лучше мне, чем кому-то другому. Я, по крайней мере, тебя не уволю.

— А кто уволит? Только я знаю, кому открывать дверь, кому нет. А сюда люд табунами валит. Ну ладно, в общем, лицо у тебя честное, камня за пазухой нет. Я, друг любезный, сорок лет на дверях сижу. Начиная с НКВД. Слыхал небось. Со мной Андропов за руку здоровался, по имени-отчеству называл.