Он сел в казенную машину, и только после этого развернул бумагу. На ней были торопливо нацарапаны следующие слова:

«Спросите, как пройти в Большой игорный дом, и будьте там сегодня в восемь часов. Убедитесь, что за вами не следят».

Он сердито нахмурился и перечитал записку пять раз, потом начал снова, как будто надеясь разглядеть следы невидимых чернил. Независимо от своей воли он огляделся. Улица была пуста. Он приподнял руку, чтобы выбросить клочок бумаги в окно, но заколебался и убрал его в карман пиджака.

Вне всякого сомнения, если бы оказалось, что на вечер у него запланированы другие дела, данный момент можно было бы считать концом повествования, а также началом конца, возможно, нескольких триллионов людей. Но случилось так, что других дел у него не было.

И, разворачивая машину, он гадал про себя, не была ли эта записка…

В 8 часов он медленно ехал вдоль шеренги наземных машин, разместившихся сбоку извилистой дороги, ведущей, очевидно, к Большому игорному дому. Он спросил лишь один раз, и спрошенный прохожий подозрительно посмотрел на него и коротко бросил:

— Вам нужно только следовать за всеми остальными машинами.

Оказалось, все другие машины действительно направлялись к игорному дому, ибо, добравшись туда, он обнаружил, что все они, одна за другой, исчезают в дверях подземного паркинга. Он вырулил из общей шеренги и медленно поехал за игорный дом, ожидая сам не зная чего.

Стройная фигурка отделилась от ограды и приблизилась к окну его машины. Он насторожился, вздрогнул, но дверца отворилась, и человек оказался в его машине.

— Прошу прощения, — сказал он, — но…

— Ш-ш-ш! — человек опустился на сиденье. — За вами следили?

— А разве должны были?

— Не нужно шутить. Поезжайте вперед. Поверните, когда я скажу… Боже, чего же вы ждете?

Он узнал голос. Капюшон скользнул на плечи, показались светло-каштановые волосы. Темные глаза внимательно изучали его.

— Вам лучше ехать, — мягко проговорила она.

Он так и сделал, и в течение пятнадцати минут, если не считать указаний, даваемых насчет дороги, она ничего не сказала. Он украдкой поглядывал на нее и думал со странным удовольствием о том, что она гораздо красивее, чем он запомнил ее в первый раз… Странно, что теперь он не чувствовал никакой обиды.

Они остановились — вернее, это сделал Алварден, следуя указаниям девушки, — на углу пустынного делового квартала. Осторожно оглядевшись, девушка знаком велела ему проехать вперед по дороге, в конце которой находился частный гараж.

Двери за ними закрылись. Теперь единственным освещением были светильники машины.

И тогда Пола серьезно посмотрела на него и сказала:

— Доктор Алварден, мне жаль, что я была вынуждена сделать все это, чтобы поговорить с вами с глазу на глаз. Я знаю, что не могу рассчитывать на ваше доброе мнение после того…

— Не нужно думать об этом, — робко сказал он.

— Я должна была об этом думать. Я хочу, чтобы вы верили мне, — я поняла, насколько глупо и жалко вела себя той ночью. У меня просто нет нужных слов, чтобы выразить свое сожаление…

— Прошу вас, не надо. — Он отвел взгляд. — Мне нужно было вести себя немного дипломатичнее..

— Но… — Пола помолчала несколько минут, собираясь с духом. — Я привезла вас сюда не для этого. Вы — единственный из всех встреченных мною Внешних, которые могут быть честными и благородными… и мне нужна ваша помощь.

Холодный страх закрался в душу Алвардена. Что это, и что вообще все это значит? Он перевел свой страх в сдержанное:

— О?

А она воскликнула:

— Нет-нет, дело не во мне, доктор Алварден! Речь идет обо всей Галактике!. Моего здесь нет ничего. Ничего!

— Что же это такое?

— Во-первых… я не думаю, чтобы за нами следили, но если вы услышите какой-нибудь шум, то вы… то вы… — Она опустила глаза. — Обнимите меня… знаете…

Он кивнул и сухо сказал:

— Я уверен, что смогу без труда это сделать. Но обязательно ли ждать шума?

Пола покраснела.

— Прошу вас, не нужно шутить, иначе я подумаю, что обманулась в своих ожиданиях. Просто это единственный путь отвести подозрения.

Алварден мягко спросил:

— Неужели дела обстоят так плохо?

И он с любопытством посмотрел на нее. Она казалась такой юной и такой нежной. Никогда в своей жизни он не действовал неблагоразумно. Он гордился этим. Он был человеком сильных эмоций, но умел бороться с ними и побеждать их. А здесь, только потому, что девушка оказалась слабой, он ощутил неразумный порыв защитить ее.