— Не хуже, чем у остальных. Учитель, во всяком случае, так утверждает. Но какое отношение это имеет к происходящему?

— Имеет. Галактика занимает пространство объемом в несколько миллионов кубических световых лет. В состав ее входит двести миллионов населенных планет, и численность ее населения равняется приблизительно пятистам квадрильонам человек. Верно?

— Наверное так, если вы это говорите.

— Да-да, так, поверьте мне. Теперь дальше. Земля является единственной планетой с населением двадцать миллионов человек, без каких бы то ни было других ресурсов. Иными словами, на одного-единственного землянина приходится двадцать пять миллионов граждан Галактики. А теперь скажите: какой вред может причинить Земля из расчета двадцать пять миллионов к одному.

На мгновение души девушки, казалось, коснулось сомнение, но она тут же очнулась.

— Бел, — твердо сказала она, — я не могу на это ответить, но мой отец может. Он не сообщил мне подробности, потому что считает, что они могли бы стоить мне жизни. Но он сделает это теперь, если вы поедете со мной. Он сказал мне, что Земля знает способ, который может ей помочь уничтожить всю жизнь, кроме земной. И он, должно быть, прав. Он всегда раньше оказывался прав.

Щеки ее порозовели, и Алварден с трудом удержался от желания коснуться их (касался ли он их когда-нибудь раньше и чувствовал ли ужас при этом?) Что с ним происходит?

— Сейчас больше десяти, — сказала она.

— Да, — ответил он.

— Тогда он должен быть наверху… если только его не схватили. — Она огляделась и непроизвольно вздрогнула. — Мы не можем войти в дом прямо из гаража, и если вы пойдете со мной…

Она положила ладонь на дверную ручку и вдруг замерла. Голос ее перешел в хриплый шепот:

— Там кто-то идет… О, скорее.

Все остальное напоминало единый долгий вздох. Потом Алварден не мог расчленить его на детали. В одно мгновение он протянул к ней обе руки, и она оказалась совсем рядом, теплая и нежная. Губы ее задрожали подле его губ, а потом — бесконечное море нежности.

Секунд через пятнадцать он попытался скосить глаза, чтобы увидеть источник тревоги. Но это ему не удалось. Он был ослеплен светом звезд, оглушен ударами собственного сердца.

Ее губы отдалились, но он продолжал ощущать их, а потом потянулся, ища их, и нашел. Руки его отвердели, и она растворилась в них.

Прошло немало времени, прежде чем они оторвались друг от друга, но все равно они еще сидели некоторое время, прижавшись щекой к щеке.

Раньше Алварден никогда не был влюблен и сейчас просто не мог подобрать нужных слов.

«В чем, собственно, дело? Земная девушка или нет, я все же человек».

Как будто погруженный в мечту, он сказал:

— Должно быть, это был шум какого-то движения.

Она сидела теперь на расстоянии вытянутой руки от него, но ее глаза не могли лгать.

— Вы настоящий дьяволенок. Вы серьезно?

В глазах ее мелькнули искры.

— Я хотела, чтобы вы меня поцеловали. И не жалею.

— А вы думаете, я жалею? Поцелуйте меня тогда снова, и только потому, что на этот раз мне этого хочется.

И снова долгое-долгое мгновение, а потом она вдруг отпрянула от него, уверенным жестом поправила волосы и привела в порядок ворот платья.

— Я думаю, что теперь нам лучше пройти в дом. Погасите свет в машине. У меня есть карандаш-фонарь.

Он вышел за ней из машины, и в темноте она превратилась в неясную тень.

Она сказала:

— Вам лучше взять меня под руку. Нам придется подниматься по ступенькам.

Он шепнул ей:

— Я люблю вас, Пола. — Это получилось так легко… и прозвучало с такой уверенностью… И он повторил снова: — Я люблю вас, Пола.

Она нежно проговорила:

— Вы ведь меня почти не знаете.

— Неправда! Я знаю вас всю свою жизнь, клянусь вам! Два месяца я думал и мечтал о вас, клянусь вам.

— Я ведь землянка, сэр.

— Тогда я забуду о своей планете и стану землянином. Испытай меня.

Он остановил ее, взял ее за руку, и фонарик высветил ее мокрое от слез лицо.

— Почему ты плачешь?

— Когда мой отец расскажет вам о том, что знает, вы поймете, что не можете любить земную девушку.

— Испытай меня и в этом.

Алварден и Шент встретились в задней комнате на втором этаже дома. Окна были тщательно задернуты занавесками. Пола осталась внизу. Встревоженная, она сидела в кресле и наблюдала за темнотой.

Сутуловатая фигура Шента казалась совершенно отличной от той, какую видел Алварден часов десять тому назад. Лицо физика по-прежнему было измученным и бесконечно усталым, но если раньше оно казалось неуверенным и робким, то теперь несло в себе выражение почти неограниченной уверенности.