Каменный пояс, 1979
вернуться

Катаев Валентин Петрович
Шрифт:

Ничего, что в пору, когда мы рыли котлованы и месили бетон, ведрами загружали домны под первые плавки, — ничего, что в ту пору мы были голодны и раздеты, и спали в бараках, где звенела вода, и пили кипяток титанов, — все это ничего, ибо была неслыханно гордая молодость, и шло начало гиганта, который не умом обнять, а душой только…

Вот от того, наверное, я выбрал не строки лирики, не песни зрелых лет из книг, а куски репортажа «Высота», написанного, кажется, торопливо, но по зову сердца. А причина для репортажа была та же, по какой шли мы в 31-м на штурм и аврал, по одной-единственной причине: «Надо!»

Я отменно помню день, в который секретарь обкома партии, однокашник мой по Магнитке, отыскал меня в толчее стройки и сказал, покашливая в кулак от простуды на студеном ветру:

— Стан «2500» нужен стране позарез.

…И вот три маленьких главки из «Высоты».

ВЫСОТА

1. Вы видели высоту?
Вы видели высоту? Бывали на ней хоть раз? Ту высоту-красоту, Где молнии возле глаз? Ту высоту, где вдруг Растут облаков грибы, Где кружится пепел вьюг И ветры сшибают лбы? Вы слышали высоту? Здесь рядом гуляет гром, И, задевая звезду, Птицы свистят крылом! Это та высота, Где бог — верхолаз простой. Плывет за плитой плита, Ложится плита с плитой. На север ушла зима, Стекает капель, как пот. Громят тишину грома Буровзрывных работ! Ветров степных нытье. Скалу динамит трясет, Но дело вершат свое Люди больших высот. Они не уйдут с поста, Пока не встанет на пост Стан стального листа Во весь богатырский рост!
2. Рядом с небом
Кранов кряк, гуденье мазов, Сварки яркая заря. Перекличка верхолазов Наверху, у фонаря. Парни дерзко в небо лезут, Нету выше чести той, Чем сдружить навек железо С голубиной высотой. Домны плавкой кумачовой Озаряют их с утра. В очи Вити Богачева Бьют уральские ветра. Молодой и крепкокрылый, Выбрал он судьбу легко: «Чтобы к небу ближе было, Чтобы в рай недалеко». Строил слябинг и мартены, Под холодным ливнем мок, Грел парнишку неизменный Комсомольский огонек. Грело доброе сознанье, Пусть работа нелегка, Что возводит это зданье — Без бахвальства — на века. Пот со лба стряхнув рывками К ферме прислонясь плечом, По соседству с облаками Воробьев гремит ключом. Ветерком относит слово, Как дымок летит оно, Только Васю Воробьева Виктор слышит все равно: — Без охоты и заботы Не житье, а грусть одна. Без охоты нет работы, Нет, как свадьбы без вина. Жить так жить, чтоб век был прожит Каждым парнем, как бойцом, Чтобы можно было все же Так сказать перед концом: «Не глядите, дорогие, Что сейчас — ми сил, ни глаз. Был я в те года в России Не последний верхолаз. Я ценил свой труд красивый, Трудную работу ту. Искони у нас в России Люди любят высоту. И с печами по соседству — Лучше всех иных красот — Я оставил вам в наследство Стан «Две тысячи пятьсот».
3. Идет, идет сраженье
На площадке пыль клубится, Бьют ломы и топоры, И задором пышут лица Увлеченной детворы. По призыву комсомола Гомонит субботник тут. Мальчики четвертой школы Впереди пока идут. Мусор, щепки — вон из цеха, Землю лишнюю — долой! Сколько шума, сколько смеха, Сколько силы удалой! Молодью парни рядом, И девчата возле них. С шуткой действуют бригады Институтов городских… И душе приятно, право, Что близки им, как и нам, Наше дело, наша слава С честным потом пополам. А вокруг грохочут взрывы Боевым громам сродни. Ветра резкие порывы. Флагов красные огни. И за план сражаясь стойко. Люди слов не тратят зря: «Стан — к началу декабря!» На большой ударной стройке День и ночь горит заря. Крана башенного лапа Вверх конструкции несет. Как в бою, начальник штаба Шлет людей на штурм высот. И идет, идет сраженье На огромной высоте — Продолжается движенье К нашей цели и мечте.

Михаил Люгарин

ЗВЕРИНОГОЛОВСКАЯ ДОРОГА

Стихотворение

Нине Кондратковской

посвящаю

Общественность Южного Урала тепло отметила семидесятилетие поэта, ветерана Магнитостроя Михаила Люгарина.

«Вы прошли суровую жизненную школу, — говорится в приветствии секретариата правления Союза писателей СССР М. М. Люгарину. — Один из первых магнитогорцев, своим нелегким трудом землекопа, бетонщика, плотника Вы участвовали в закладке великой стройки первой пятилетки — Магнитогорска, где живете и трудитесь по сей день.

У Вас за плечами многие годы упорной работы, творческих поисков. Но и до сего времени Вы остаетесь верны своему лирическому герою, крестьянскому пареньку, приехавшему на Урал строить будущее страны социализма. Радостью и гордостью строителя наполнены Ваши стихи. Ваше сердце поэта отдано родным нивам, полям и дубравам. Пафос Ваших стихов принадлежит любимой Родине, мирному труду под мирным небом социалистической Отчизны».

Публикуем одно из стихотворений нашего земляка.

Я давно живу не на Тоболе, В городе живу Огня и стали, Но дубравы наши, Наше поле Сниться до сих пор не перестали. То зовет, То манит притоболье — Птичий край, Людское хлебосолье. Девушки на редкость чернобровы, Поцелуи их Хмельней вина — Родина поэзии Ручьева И моей поэзии весна. Полюбил наш край Не понаслышке, Взбудоражив ветром волоса, Обошел его без передышки, Оттого В моих стихах полкнижки Про озера наши и леса. Свои годы лирикой врачую, Той, что там У зарослей куги, На рассвете Гладят рябь речную Утки, Как живые утюги. По лугам цветут Кипрей и рута, Дикий мак, Пестреют васильки. Хвойные вздувая парашюты, Сосны приземлились у реки. А еще мне снится Дом крестовый На углу Воздвиженской в Зверинке, Сруб сосновый — Отчий кров Ручьева, Под окном — березонька в косынке, Белой в январе, Зеленой летом, К октябре Пылающей, как флаг. Словно наряжалась для поэта, Чтобы он любил ее за это, Чтобы он из дома ни на шаг. Круглолицым рос, Голубоглазым И в словах звенела синева, Что ни фраза, То и рифма сразу — И летят в поэзию слова. Час рожденья — Только лишь начало, А окрепли ноги, Так иди… Позабудь ту зыбку, что качала, Песни те, Что мама напевала, Самого себя опереди. Голову склоняя над тетрадкой, Не кичись, Что ты уже поэт, Поспеши за жизнью без оглядки, Так иди, Чтоб оставался след. Помню, как покинули станицу, Шли пешком С восхода на закат, И теперь, Когда сомкну ресницы, Та дорога Золотой мне снится. О, года! Они летят, как птицы, Но не возвращаются Назад. Шли вперед… Уже тускнели дали, За верстой Была длинней верста. Косачи у каждого куста, Жаль до слез родимые места!.. А куда идем, Еще не знали, Где он, исполин Огня и стали, Город без единого креста? Но размахом Первой пятилетки Притянула нас Магнит-гора, Город начинался от рулетки, Счастье начиналось с топора. Колыбелью был тот дом сосновый, А теперь я вижу, как во сне: Есть в Магнитке улица Ручьева И стихи о нашей стороне. Оттого, родные, Как ни странно, Налегке, С дубовым батожком Соберусь я — Поздно или рано — Поездом доеду до Кургана, До Зверинки доберусь пешком. Поклонюсь соседям у калитки. От села дорога До села. Нам она крещением была. Мы по ней спешили до Магнитки, А она В поэзию вела.

Борис Тэрнитэ-Князев,

журналист

УТРЕННЯЯ СМЕНА

Стихотворение

Полчаса до подвига осталось… Лица так внимательно тихи, И, сгоняя дрему и усталость, В цех вплывают песни и стихи. Я в своем родном Магнитогорске Вновь хожу в две смены на завод. Не нужны ни сцена, ни подмостки, Если в цех поэзия идет. Чувствую себя в своей бригаде. От вопросов я не ухожу, И ответы в каждом добром взгляде На свои вопросы нахожу. Значит, ночь бессонная поэта, В строчки выливаясь и искрясь, Приближала музыку рассвета, В душах земляков отозвалась. Бейся, сердце, в ритме неизменном, Лейся, солнце, вдоль стальных цехов! Я хочу, чтоб утренняя смена Начиналась с песен и стихов.

Александр Павлов

СТИХИ

1950 года рождения. Член Союза советских писателей. Студент литературного института имени М. Горького. Работал вальцовщиком в листопрокатном цехе. Ныне руководит литературным объединением Магнитогорского металлургического комбината «Магнит».

В 1976 году в издательстве «Современник» вышла первая книга поэта — «Предгорья», отмеченная областной комсомольской премией «Орленок».

БРОНЯ КРЕПКА…

Я говорить и сетовать устал. Не время ли взглянуть на дело шире? Пора бы танк загнать на пьедестал — наш легендарный Т-34. Замешана на крови и поту, его броня прошла огонь и воду. В краях далеких делала погоду и доказала нашу правоту! Броня… О ней так мало говорят, хотя она вознесена по свету. Не об нее ли плющился снаряд, увенчанный хваленой рурской метой. Он плющился о руки горновых, о плечи опаленных сталеваров. Он рушился о павших и живых, о юных, молодых, почтенных, старых. Мы за железом разглядеть должны могучий строй, торжественный и трудный, что в грохоте военной тишины шел в бой у колыбели многотрубной. Ужели места не найти ему на площади, акацией увитой, не корпусу, а только одному, простому танку, видевшему битвы. Прошел бы мимо смирный мальчуган, а танк ему о прошлом бы поведал. Про то, как был смертельный ураган, про тех, кто рядом выковал победу. Прошел бы мимо ветеран любой — он позабыл бы тотчас про седины. Он вспомнил бы и тот, и этот бой, про тыл и фронт, про тот кулак единый. Она жила бы, грозная броня, за всех живых и павших, и сквозь годы набатом бы врезалась в тело дня, в себя вобрав великие невзгоды. Не может быть, чтоб к родине своей он из похода не сумел добраться. Ведь даже стаи наших журавлей к гнезду родному по весне стремятся. Тот старый танк, наверное, устал… Но верно: день придет, и у завода он тяжело взойдет на пьедестал, взвалив на плечи прожитые годы.

* * *

Есть города большие (как не быть!), одетые в булыжную кондовость. Есть города — их можно позабыть, хотя собою представляют новость. Но есть такие в мире города, что врезаны твоей судьбою в сердце. От них ты не уедешь никуда, в какой бы дальний поезд ни уселся. Твой город по-особому знаком — до камушка, до трещины в асфальте. Его отыщешь вдалеке на карте — и сразу к горлу подступает ком. Ну как ты там, мой добрый городок? Каким кварталом новым зацепился за степь, в которой парился и дрог, где первою палаткой засветился? — Лицом к лицу лица не увидать, — сказал поэт. — Со стороны виднее. Мне вдалеке и сил не занимать, приду к тебе — и становлюсь слабее. Так в материнском доме дорогом, пройдя огни и воды, станешь слабым. На то, видать, и существует дом, чтоб сил набравшись — снова по ухабам! Есть города большие, как моря, нас большаки уводят к ним и реки. Но есть такие — звездами горят и с детством прорастают в человеке. Таков и ты, неброский и степной, с привычным сердцу деловым укладом. Где б ни был я — ты всюду будешь рядом в карагачах и кленах, город мой.