Я сняла лифчик и натянула через голову свитер, который, казалось, подчеркнул каждый изгиб моего тела.

Асимметричный вырез декольте открывал одно плечо и оставлял шею обнаженной. Умно. Уже выходя из гардероба, я знала, что это хорошая идея.

При моем появлении, глаза Джоша снова сверкнули тем кошачьим блеском, от которого меня бросало в дрожь. Он окинул меня долгим взглядом, и по коже пробежали мурашки.

— Намного лучше, — хрипло произнес он.

Моя кожа отреагировала покалыванием, соски затвердели. Я скрестила на груди руки, надеясь, что Джош ничего не заметит.

И он не заметил, поскольку был слишком занят, обходя меня по кругу с таким видом, будто подчинился воле хищной стороны своей натуры. Неужели это я… пробудила ее к жизни?

Стоя за мной, Джош склонился ближе, и я напряглась, ожидая, что он меня обнюхает. Но Джош лишь прихватил пригоршню моих кудрявых волос.

— Наверх, — нежно прохрипел он, — они будут роскошно смотреться поднятыми наверх. У тебя есть заколка?

— На тумбочке, — пробормотала я, взволнованная комплиментом.

Пару секунд спустя он скрепил мои волосы и закрутил их в узел. Ощутив на шее его дыхание, я вздрогнула.

— Вампирам понравится твоя прекрасная шея, — нежно произнес он, проведя по ней пальцем, — красивая, длинная и белая.

— Ну и дела, спасибо, — ответила я, пытаясь справиться с дрожью. Он поразительно хорошо знал мою внешность, и я слишком чутко ощущала его близость, которая мне так нравилась. Его внимание вызывало трепет в моем животе. — Я прошла проверку?

— Не уверен, — проговорил он после долгой паузы, и я обернулась к нему через свое обнаженное плечо. Джош задумчиво потер подбородок и глянул на мой зад. — На тебе бабушкины панталоны?

Я ахнула.

— Нельзя же спрашивать девушку о ее трусиках!

— Бабушкины панталоны, — повторил он, — токсичны для сексуальности. Для твоей и твоего партнера. Если у тебя есть стринги, носи их. Они заставят тебя двигаться чувственно от осознания, что ты носишь под одеждой. Выбери что-нибудь из сексуальной ткани, — от хриплого чувственного голоса Джоша мои соски снова затвердели.

— Сексуальной ткани? — повторила я, почти загипнотизированная звуком его голоса. Слова Джоша больше походили на то, что говорят своей любовнице.

— Ммм, — согласился он. — Что-нибудь дразнящее и щекочущее кожу. Кружево… атлас… Знаешь зачем?

— Нет, — тихо ответила я, моя грудь заныла и затвердела. — Зачем?

Он шлепнул меня по ягодицам.

— Большие задницы.

Tabarnak [12] . Убью его собственными руками. Я оттолкнула Джоша.

— Ты осел. Убирайся из моей спальни.

Он снова усмехнулся со всем своим мальчишеским очарованием.

— Только если пообещаешь надеть это на следующее свидание. Без лифчика. У тебя большая красивая грудь.

Я крепко сжала ворот свитера.

— Пошел. Вон.

— Обещай.

— Ладно, обещаю. А теперь выметайся, чтобы я смогла переодеться.

Он так и сделал, не переставая ухмыляться.

Когда несколько минут спустя я вышла, мои волосы снова свободно падали на плечи, и на мне были надеты наиболее уродливая изношенная пижама и бюстгальтер. Мне показалось довольно хорошей идеей послать Джошу четкий сигнал.

Он ничего не сказал, только поднял брови, и на его лице вновь появилась улыбка.

— Милая пижамка.

— Спасибо, — холодно ответила я.

Ничего не добавив, он склонился над обеденным столом и небрежно перевернул деталь пазла, пробуя соединить кусочки незаконченной картинки на столе.

— Вижу, тебе нравятся пазлы. Собирать их довольно трудно.

— Люблю трудности.

Он обернулся и понимающе усмехнулся.

Я вздохнула.

— Ты все воспринимаешь двояко?

— Да, — твердо ответил он. — Так веселей. Почему именно пазлы?

— Я собираю их, когда не могу уснуть, — эту головоломку из пяти тысяч деталей я начала складывать вчера ночью и уже почти закончила.

— Ты часто их собираешь?

Я подумала о шкафе, забитом коробками законченных головоломок.

— Иногда. Ну, есть еще что-то, чем ты хочешь меня помучить?

Джош покачал головой.

— Я тебя не мучаю, моя прекрасная Мари, а помогаю. Ты смотришь на мои требования под неправильным углом. Думай обо мне не как о мучителе, а как о представителе сексуальности.

Не считал ли он меня чем-то вроде Эвереста? Некой недостижимой вершиной, которую жаждал покорить?

Теперь и я все воспринимала двусмысленно. Я заставила себя сосредоточиться.