— Отец велел передать, что вам незачем ходить к нему, — заявил Девай мрачно.

«Отцом» у чуди называется колдун, он же жрец лесных богов.

— Незачем? — На лице Олега поднялись русые брови.

— Да, — сказал вождь. — Он велел передать, что проснулась Вирь-ава, Лесная Мать. Он велел передать, что не хочет привлекать ее внимание к нам, и ничем не может помочь. Велел передать, что чарами убить ее невозможно, что…

Девай говорил спокойно, но непреклонно и холодно.

Шолоха его речи не радовали, но колдуна чуди он вполне понимал — своя хата с краю, а рубаха ближе к телу; а если беда пришла к соседям, так радуйся и благодари богов. Только вот боги почему-то редко воздают за подобное, и беда рано или поздно является уже к тебе.

Забыл об этом Отец рода Дятла или решил, что его это не касается?

Вождь замолчал.

«Наверняка ждет, что мы примемся спорить, а то и на колени упадем, в ноги поклонимся, — подумал Шолох. — Вот только шиш тебе, рожа чудская… не на тех напал, видит Род!»

— Хорошо, попробуем справиться сами, — сказал Олег, и они пошли обратно.

Весь обвели бороздой в день Ярилы Зимнего, когда прославляется в небесах сын Сварога, победивший чудовищного змея…

Твердая земля сопротивлялась плугу, и потратили целый день, а он в это время года короток. Над входами в дома развесили подковы, куски старого железа, что нашлись в кузнице у Горазда, а тропинки перегородили накрест положенными друг на друга вилами.

Человек перешагнет и не заметит, а нечисти пути нет.

В лес по одному не ходили, даже опытные охотники, сильные мужики, всегда по двое, по трое. Детей все время держали под приглядом, да и бабы друг за другом присматривали — всякому известно, что женскую душу заморочить куда легче, особенно если оставить ее без поддержки.

Вирь-ава была рядом, кружила около веси, всех мучили тяжелые, дурные сны. Вместе с ночным мраком накатывала дурнота, хотелось бросить все и брести куда глаза глядят.

Темная женщина больше не появлялась, но Шолох однажды видел огромную росомаху с черной как уголь шкурой. Дважды натыкался на следы, сначала вновь на волчьи, а затем и вовсе не понял на чьи — вроде как лесной кот, да только никогда не видывали в волжских лесах котов таких размеров!

Никому не рассказал, кроме Олега, — нечего народ пугать, и так все трясутся.

Про то, чем кончился их поход к соседям, они тоже промолчали, сообщили только, что помощи не будет.

Бушевали метели, то усиливались, то слабели морозы, изредка приходили оттепели. День катился за днем, и вот уже седмица осталась до Таусеня, а там, глядишь, и новое Солнце родится, свет начнет прибывать по зернышку, повернет на весну, и станет полегче.

И как-то притерпелись вроде, привыкли… человек такая тварь, живучая.

В тот день Шолох вышел из хаты поздно — возился с новыми лыжами, подгонял под ногу. А когда выбрался на свет, то увидел, как мимо — а он жил на самой околице — бредет Уйка, молодуха из семьи Горазда.

Хоть и холодно, а полушубок расстегнут, а лицо мечтательное, словно на свиданку собралась.

— Ты куда? — окликнул Шолох, но баба его словно не услышала.

Он шагнул с крыльца, и тут она побежала…

— Стой! — крикнул Шолох и рванул следом — схватить, удержать глупую, поддавшуюся чарам Лесной Матери!

Молодуха танцующим шагом переступила валявшиеся на снегу скрещенные вилы, и в этот момент Шолох догнал ее. Схватил за ворот, но тут в уши грянул издевательский хохот, в лицо ударил неведомо откуда взявшийся снежный вихрь.

Проморгался и обнаружил, что в руке ничего, а к лесу удирает гривастый волчина и несет Уйку в пасти так легко, словно она вовсе ничего не весит!

— Стой, падаль! — Шолох побежал вперед, забыв о том, что у него нет оружия, что он один.

Но споткнулся на ровном месте, затем провалился в сугроб, а когда вылез, то зверя и след простыл. А сзади, из веси уже понесся надрывный плач — бабы сообразили, что недоглядели, что молодуху, поддавшуюся темным чарам, никто не остановил.

И Вирь-ава получила новую жертву.

Прибежали запыхавшиеся мужики, все с оружием, они двинулись по следу, но нашли то же самое, что и в первый раз — пятна крови на снегу, и более ничего, ни одежды, ни костей, будто Лесная Мать проглотила Уйку целиком.

— Так она всех перетаскает, — сказал Шолох, когда зашагали обратно.

Чувствовал себя виноватым — выйди на крыльцо чуть раньше, мог бы перехватить бабу, задержать.

— Не дадим, — отозвался Олег, мрачно сжимавший кулаки. — Поймаем мы ее…

— Но как? Как? — воскликнул Заяц, мелкий и суетливый мужичонка, но большой мастер во всяком ремесле.