Шрифт:
– И ты бы дала?!
– Конечно, дала бы. Но – с условием.
– То есть… С каким условием?
– А чтобы в семью вернулся, вот с каким. Слово бы с него взяла, он бы и вернулся.
– Шантажом, значит? А зачем он тебе… такой? Он Катю любит, мам…
– Да мне какая разница, кого он там любит, кого не любит! Много ты в этом понимаешь, умная нашлась! Ты даже не представляешь, каково это бабе – одной… С работы в пустые стены приходить…
– И все равно, мам…
– Да ладно, хватит тебе! Ты, значит, умная и добрая, а я – глупая и злая, да? А я ведь тебе мать, между прочим, а не посторонняя тетка! Ты матери под дых дала, еще и учишь меня сидишь! Никогда тебе этого не прощу…
Мать вдруг сильно и глубоко вздохнула, потерла ладонью грудь, будто тяжелые, только что произнесенные слова застряли там колкой болью. Потом глянула на нее коротко, усмехнулась зло.
– А хочешь, доча, я тебе анекдот расскажу? Вот, слушай сюда… Сидели, значит, на балконе две девочки – одна добрая, другая злая. Злая девочка и говорит доброй: давай будем в прохожих плевать! Ну, плюнули они по разу… Злая девочка плюнула – не попала. А добрая девочка плюнула – и попала. А думаешь, почему? Потому что добро всегда побеждает зло… Хороший анекдот, правда, доча? А главное, жизненный такой… Чего ж ты не смеешься?
Она вдруг обнаружила, что так и сидит, прижимая к голой груди футболку. Расправила ее вялыми руками, принялась натягивать, застревая головой в вороте и чувствуя, как набегают на глаза виноватые запоздалые слезы. Вынырнула из ворота, шмыгнула носом, подняла на мать глаза… И увидела поспешающую к ним вдоль плетня бабу Симу, радостную, улыбчивую, торопливо поправляющую платочек на седой голове.
– Ахти, гости-то у нас какие! Здравствуй, Татьяна, а я издали-то и не признала тебя! Раздобрела, обважничалась, и машина у ворот, гляжу, шибко богатая… Ну, пойдемте, нето, в избу, обедать будем!
– Да некогда мне обедать, теть Сим… – тяжело поднялась грузным телом с одеяла мать. – Я ведь так, на минутку заехала, вон, с дочкой поздороваться…
– Да как же это – на минутку? В такую даль – на минутку?
– А злой бабе и семь верст не крюк… Правда, Сань? – обернулась она к ней, глядя насмешливо сверху вниз. – Это у нас только добрые далеко врут, да близко едут… Ладно, пойду я. Некогда мне тут с вами… Простите меня, тетя Сима, в другой раз пообедаем.
– Да как же… Да что же… – виновато затопталась около нее старуха, всплескивая руками. – А Санюшка-то что же, еще останется иль с собой заберешь?
– Ишь как тебя здесь хорошо называют – Санюшка… – уже на ходу обернулась к ней мать и добавила равнодушно, будто между прочим: – А операцию-то мальчишке, кстати, сделали там, в Швейцарии… Говорят, удачно прошла, жить будет. Вот и добро победило, если не считать того, что плевок в мать попал…
– Ахти… – только и проговорила баба Сима ей вслед, всплеснув руками. Потом глянула на нее в недоумении: – Чего это вы тут? Ругались, что ль?
– Нет, баба Сима, не ругались. Хуже…
– Это ты чего, плачешь, что ли?
– Ага… Я тут немного поплачу… Вы идите в дом, я потом приду…
– Что, мать шибко обидела?
– Нет. Это я, я ее обидела… Вы идите, баб Сим, иди-и-те…
Старуха ушла, горестно приговаривая что-то себе под нос. А поплакать у нее так и не получилось. Телефон вдруг ожил снова, и она потянулась к нему с виноватой торопливостью, проглотив слезы – мама звонит? Передумала, простила? Глянула на дисплей – нет, не мама… Всего лишь Поль, предательница…
– Са-а-ань… – потянулся в ухо высокий заискивающий голосок, – прости меня, Са-аньк… Я твоей матери тут раскололась нечаянно, она меня врасплох застала… Вот, звоню предупредить!
– Да ладно, Поль. Чего уж теперь, – прогундосила в трубку, поморщившись, – а только припоздала ты со своим предупреждением…
– Она что, тебе уже звонила, да?
– Нет. Она сама приезжала.
– Да ты что?! И… что она? Как отреагировала?
Услышав, как пробилась сквозь виноватый голос подруги капелька кровожадного любопытства, она снова поморщилась, досадливо смахнула слезу со щеки. Даже отвечать на вопрос не хотелось, а хотелось побыстрее закончить разговор…
– Ну чего ты молчишь, Сань? Чего она тебе сказала-то?
– Да так… Ничего особенного. Сказала, что я очень добрая девочка. Которая очень хорошо умеет плеваться.
– В смысле? И все, что ли?
– И все.
– И даже оплеуху не дала?
– Ты знаешь, лучше бы дала… И вообще, Поль, я не хочу больше это обсуждать, поняла?
– Да поняла, поняла… Слушай, а ты там, в своей ссылке, «Стройку любви» смотришь?
– Нет, не смотрю. Здесь канала нет. Да и не очень хочется, если честно. Неинтересно уже.
– Ой, так ты ж и не знаешь ничего! Кирюшу-то твоего выгнали с позором! Сказали, что он тряпка бесхарактерная, альфонс и лузер! Представляешь? А он напоследок такие показательные выступления устроил, ты бы видела! Это было… Ну просто что-то с чем-то!