— И сколько же ей лет? — Алла вдруг вспомнила утреннюю сцену в спальне и покраснела. Немного ревности ей бы сейчас не помешало, чтобы прийти в себя и вновь почувствовать себя женщиной.

— Она гораздо старше тебя, раза в два… Но, прямо тебе скажу, она очень милая женщина… — И Диденко, воспользовавшись ее задумчивым видом, вдруг схватил ее за плечи и крепко поцеловал в губы. По большому счету, ему не было никакого дела до этих погибших молодых женщин — он занимался им исключительно ради Аллы, чтобы иметь возможность видеть ее как можно чаще… Когда-нибудь он скажет ей об этом, но не сейчас…

— Меня зовут Кондратьев Виктор Иванович, я следователь прокуратуры. Вы — Раиса Валентиновна Рассказова, так?

Маленькая аккуратная женщина в черном меховом пальто и с красной лакированной сумочкой в пухлых белых руках сидела на жестком стуле в кабинете следователя прокуратуры и, не помня себя от страха, отвечала на его вопросы. Сам же следователь, долговязый, черноволосый, с бледным сонным лицом молодой человек, вел допрос чуть ли не зевая.

— Вы давно знакомы с гражданкой Метлиной?

— Я знаю Наташу уже больше пяти лет, она снимала у меня квартиру еще студенткой, когда только поступила в музыкальное училище… Потом она окончила его и уехала работать в Красный Кут, она сама родом оттуда… Но совсем недавно приехала и попросилась снова на квартиру… И хотя я эту квартиру уже не сдавала, у меня умерла родственница, оставила мне по завещанию двухкомнатную квартиру, которую я сейчас сдаю двум молодым людям, один — дирижер, другой — трубач, так вот, ту квартиру, где прежде жила Наташа, я держала для своего сына, отремонтировала ее, купила новую мебель…

— Раиса Валентиновна…

— Понимаете, я знала Наташу, знала, что она девушка аккуратная, поэтому и пустила ее… — Рассказова всхлипнула, вспомнив, где и в каком виде она обнаружила свою постоялицу, вернее, то, что от нее осталось, в последний раз.

— Она не рассказывала вам, зачем она вернулась в Маркс? Насколько мне известно, она бросила там, в Красном Куте, работу, причем довольно-таки неожиданно, и приехала сюда. Ради кого? Ради чего? Что вы можете об этом сказать?

— Вообще-то у нее здесь учится жених, Сашка Воропаев, пианист… Красивый парень, ничего не скажешь, кажется, у него мать татарка, а отец русский, или наоборот. Все говорят, что он играет хорошо, я тоже однажды слышала, как он играет, как раз пришла к Наташе за деньгами, а он там, в квартире, я же сдавала ее с пианино, и вот, захожу я в комнату, а он сидит и играет… Он так вдохновенно играл, что даже не заметил, как я вошла… И хотя мы договаривались с Наташей еще в самом начале, чтобы она никого в дом не приводила, против этого парня у меня ничего не было. Все же они оба музыканты, интеллигентные люди, да и платила мне Наташа всегда вовремя, а ее родители присылали мне кроликов, свинину, топленое масло, соленые грибы… Наташа была очень хорошей, выгодной в этом смысле, квартиранткой, ничего не скажешь…

— Значит, Воропаев был ее женихом?

— Да, до тех пор, пока не произошла эта ужасная история с изнасилованием. Вы же слышали, наверное, что он изнасиловал девушку, кажется, тоже пианистку из музучилища. Ее Мариной звали. Напоил ее чем-то, она отключилась… С ним еще один парень был, художник, Роман Гончаров, но потом выяснилось, что он рано ушел и что не принимал участия в изнасиловании… А девушке этой потом пришлось уехать из города — от позора подальше… Думаю, что после этого Наташа и дала ему от ворот поворот. Да кому же охота выходить замуж за насильника?!

— Так зачем Наташа вернулась в Маркс?

— Она влюбилась. В художника. Он приезжал в Красный Кут по каким-то своим делам, вроде портрет женщины какой-то писал, не то татарки, не то казашки, это мне потом уже сама Наташа рассказала, там-то, в Красном Куте, они и познакомились… Роман не знал, что это та самая Наташа Метлина, которая Сашкина-то, пригласил ее в Маркс, сказал, что и ее портрет хочет написать, но на самом деле у него другие планы насчет нее были… К нему же иностранец приехал, немец, хотел его с собой забрать, хотя все говорят, что он на его мать глаз положил, Гончарова — красивая баба, ничего не скажешь, только совсем на своем сыне помешалась…

— Значит, Наташа приехала сюда из-за Гончарова?

— Он решил взять ее с собой в Германию… нет, постойте, в Австрию… Они как-то быстро все решили… И мать не против была, вроде даже приняла Наташу, она сразу понравилась ей, не то что та девица, которая с Романом на мельнице жила… Вот ведь девки что творят! Забеременела от него и решила, что дело в шляпе, что, мол, он ее с собой и возьмет… Ведь Роман Гончаров, сами знаете, художник номер один, его картины знаете сколько стоят?! Но та девица из простых, она училась в медицинском, ничего особенного собой не представляет, подумаешь, пожила с ним на мельнице, попозировала ему… Да мало ли кто ему позировал?!

Следователь вдруг вспомнил, что не ел с самого утра и что в холодильнике, в пластиковом контейнере, лежат бутерброды с сыром и колбасой, четыре штуки. Он представил себе, как достает эти бутерброды и делится ими с этой разговорчивой и симпатичной теткой, хозяйкой квартиры, где зверски убили вчера днем красавицу Метлину… Нет, нельзя. Не скоро он еще перекусит…

— Метлина не говорила вам, как отреагировал на это Воропаев?

— Нет. Я, когда заходила к ней, хотела напомнить, чтобы цветок мой поливала, у меня там, в квартире, пальма огромная растет, знаете, сколько такая пальма сейчас стоит в магазине?.. — склонила она набок свою маленькую головку в черной шапочке из стриженой норки с брошкой с цветными стразами, при этом хитро сощурив свои большие коровьи глаза, словно и впрямь надеялась, что следователь задумается о ценах на пальмы.