Однако хинаяна — только первый шаг на тибетском пути. В контексте тибетского буддизма человек остаётся «практиком хинаяны» достаточно долго, чтобы заложить основу оставшейся части духовного пути. При этом возникает вопрос: «Что же человек должен выполнить при практике хинаяны до перехода к махаяне?» Человек должен понять, прямым и неумозрительным способом, что обычное преследование счастья в пределах сансары — бесплодное предприятие. Это означает, кроме того, что человек рассматривает духовный путь дхармы как своё единственное надёжное убежище и через принятие убежища даёт обязательство следовать этому пути. Далее это означает, что человек признал потребность практики и, в терминах шилы, некоторую добродетельную дисциплину в действиях жизни, а в терминах самадхи — медитацию. И это означает в итоге, что человек способен установить определённую регулярную практику медитации в жизни и установил некоторую стабильность в состоянии сознания.

В определённый момент стадия хинаяны на духовном пути человека приходит к концу. Однако хинаяна даёт основные перспективы и инструменты, которые с определённой точки зрения просто очищаются на стадиях махаяны и ваджраяны. Например, в терминах представления в махаяне и ваджраяне четыре напоминания включают 1) представление священности существа, 2) имманентность смерти в середине жизни как благословение, 3) карму как средство для сострадания и 4) страдание как ответ эго на энергию понимания. Что касается духовного пути, ограничения шила становятся увеличенными ограничениями обета бодхисатвы, чтобы помогать существам с каждым дыханием, и ещё большими ограничениями тантрических клятв, где само сознание человека не должно отходить от истинной природы. В терминах медитации в махаяне и ваджраяне шаматха становится пребыванием в изначальной сущности будды, а випашьяна становится проникновением в его яркость и пустоту. Наконец, относительно результата, проникновение хинаяны в тщетность строительства эго обеспечивает «необоснованное основание», без которого опыты махаяны и ваджраяны могли превратиться в эгоманию в космическом масштабе.

Есть определённые внешние критерии, которые говорят о том, что для человека наступило время дать обет бодхисатвы и вступить в дисциплину махаяны. Сначала, конечно, нужно, чтобы человек дал обет убежища. Человек также должен не только понять, но и принять взгляды, воплощённые в четырёх напоминаниях. Кроме того, у него должно быть практическое знание шила и медитации, и они должны быть твёрдо внедрены в жизнь. Наконец, важно, чтобы человек получил некоторое ощущение самоотречения — то есть сознание того, что человек имеет некоторую реализацию, и ничто внешнее не собирается давать окончательный ответ на дилеммы его жизни. Все же, даже учитывая эти навыки, нужно кое-что больше, прежде чем человек будет готов войти в махаяну. Это дополнительное «кое-что» имеет отношение к ощущению желания идти дальше, которое поднимается изнутри.

Чтобы понять переход к махаяне, мы должны вспомнить, что буддизм — это, по существу, метод освобождения мудрости и сострадания изначальной сущности будды в нас самих. Как люди, мы страдаем; буддизм поощряет нас изучать наше страдание. Мы обнаруживаем, что в нашей боли содержатся для нас фундаментальные уроки. Тогда у нас возникает стремление посмотреть глубже. Буддизм обеспечивает нас инструментами медитации, которые позволяют сделать это. В ходе нашей практики мы видим, что не должны поддерживать границы нашего эго столь твёрдо или отдавать так много энергии на поддержание своей версии действительности. Благодаря этому процессу, благодаря изучению того, как расслабиться и стать более бдительным и как представлять себе свою жизнь, мы начинаем открывать глубокий источник покоя, здравомыслия и нежности внутри нас самих.

Абсолютно естественно и органично, что в определённый момент нам захочется раздвинуть барьеры и границы и поделиться «живой водой», которую мы нашли, с другими страдающими существами. В тибетском буддизме это отмечается тем, что называют рождением бодхичитты (bodhichitta), сердца просветления. Калу Ринпоче описывает этот переход в классическом виде: «На пути хинаяны альтруистическое побуждение развивается к пользе и счастью всех существ. Когда возникает сознание просветления, или бодхичитта, путь хинаяны становится путём махаяны»{Калу Ринпоче. «Luminous Mind». С. 125.}.

Трунгпа Ринпоче объясняет этот переход более подробно. Он говорит, что в некоторый момент на пути хинаяны человек начинает ощущать достижения в практике. В частности, человек чувствует возрастающую уверенность в том, что может обращаться с любым состоянием сознания — болезненным, беспокойным или явно отрицательным. Человек знает, как сесть и путём медитации обработать это и пройти через это. Это создаёт ощущение благополучия, силы и уверенности.

Все же в то же время само чувство достижения начинает казаться слишком совершённым. Жизнь человека становится слишком управляемой. Человек начинает обнаруживать тонкую, но беспокоящую самоудовлетворенность. Край, кажется, исчезает из духовной жизни человека, и так или иначе все начинает казаться слишком предсказуемым и даже утратившим новизну. Хинаяна, которая первоначально представлялась столь резким вызовом, столь «опасным» предприятием, теперь начинает походить на костюм, который стал маловат.

Теперь у человека возникает желание идти дальше, и это желание имеет два аспекта. Во–первых, человек хочет снять одежды хинаяны и двигаться к открытости, пространству и наготе, что является существенным для продолжения пути. Во–вторых, благодаря практике хинаяны человек стал чувствительнее к большему миру и особенно к страданию других. Теперь их тяжёлое положение и боль начинают обращаться к нам, и мы чувствуем потребность ответить. Эти чувства возникают как внутренний императив.

Это напоминает ситуацию, когда у пары рождается их первенец. Крики новорождённого более всего притягивают внимание. Мать и отец рады вставать в полчетвёртого утра, чтобы попробовать облегчить боль своего маленького и беспомощного ребёнка. Они без труда кормят малыша, вытирают ему попку или пробуют облегчить колики. Нормальные люди, ценящие свой сон и комфорт больше, чем что-либо другое, внезапно испытывают побуждение бодхисатвы и не видят никакого другого выбора, кроме как действовать таким образом. Часто можно слышать комментарии тибетских учителей, что, благодаря непрерывным требованиям быть родителем маленького ребёнка, мать является бодхисатвой и следует пути бодхисатвы.

Когда человек обнаруживает, что страдание других до определённой степени беспокоит его самого, это означает, что возникло побуждение махаяны и что родилась бодхичитта. В этот момент практик готов дать обет бодхисатвы и вступить в Великую колесницу, ознакомившись с её взглядами и войдя в её медиативную и альтруистическую практику.

Тибетские учения о Великой колеснице начинаются с вдохновляющей идеи практиковать махаяну в пределах широкого контекста, который включает в себя мотивацию обычных мирских действий и действий практиков хинаяны. Мотивация относится к намерению, с которым человек осуществляет различные действия, включая дхарму. «Мотивация» (побуждение) на тибетском — kunlong, то, что ведёт вас вперёд и вверх, что может вывести вас из ловушки сансары к просветлению. Тибетская традиция рассматривает тип и качество мотивации практика как определяющий элемент в определении уровня, на котором человек следует духовному пути, и результатов, которые при этом возникают. Сакьонг Мипхам Ринпоче выделяет три разных и прогрессирующих уровня мотивации, которые могут иметь люди: обычный, хинаяны и махаяны.