В тибетской традиции упоминаются четыре вида великодушия.

1. Предоставление материальных вещей тем, кто находится в нужде. Уменьшение страдания, вызванного голодом, жаждой или бездомностью. Голодание, бездомность и другие подобные формы страдания, если ими не заниматься, приводят чувствующие существа в состояние печали, депрессии и отчаяния.

2. Предоставление защиты тем, кому она нужна. Это может подразумевать предоставление убежища тем, кто находится в опасности; предоставление помощи тем, кто болен; помощь тем, кто живёт в ситуации политического притеснения. Пример дала моя подруга, которая поставила задачей своей жизни борьбу с детской проституцией в Азии. Её единственное желание — найти способ спасти и защитить девочек, которые были похищены или проданы в рабство своими бедствующими семьями. Её мысли утром, днём и ночью — лишь об этих маленьких детях.

3. Предоставление любви. Многие люди в нашем мире не чувствуют любви в своей жизни и, возможно, никогда не знали её. Те, кто не знают любви, не могут быть внутренне спокойными, не могут испытывать моменты счастья или удовлетворённости. Такие люди чувствуют печаль, у которой нет границ и нет конца. К такому человеку призывается бодхисатва, чтобы открыть любовью его сердце. Такая любовь может излечить даже самые глубокие раны.

4. Предоставление дхармы. Дать дхарму — это не значит привлечь кого-то к вашей религии или даже заставить думать, как вы. Это означает — показать людям и открыть для них путь к их собственным сердцам, их изначальной сущности будды. Буквально дать дхарму — значит дать истину, реальную, вне принятия желаемого за действительное. Это дар, который приведёт людей к их собственному окончательному человеческому осуществлению и выполнению. Конечно, в облегчении желания, в обеспечении защиты, в предоставлении любви каждый человек уже даёт дхарму.

Это так, потому что такие действия выражают глубокое уважение к благу другого человека, его священности как потенциального просветлённого. Все же дар дхармы в смысле истины более явен: он показывает людям, как воспользоваться преимуществом каждого опыта, который у них есть, углубить понимание жизни и открыть свою чистоту, сострадание и силу.

Трунгпа Ринпоче говорит, что отношение великодушия чрезвычайно важно. Мы не даём кому-то, кого считаем ниже нас. Скорее потребность другого человека становится возможностью для открытого, глаза в глаза, общения с этим человеком. Давая, бодхисатва должен выходить за пределы раздражения и самообороны и должен открыть любовь человека, его уважение и уязвимость по отношению к другим. «Великодушие — это готовность дать, открыть без философских, набожных или религиозных поводов, просто делая то, что требуется в данный момент в данной ситуации, не боясь получить в ответ что-либо»{Трунгпа. «Cutting Through Spiritual Materialism». С. 172.}.

В осуществлении великодушия, так же как и других парамит, действие совершается как естественный и спонтанный процесс. Трунгпа Ринпоче говорит, что на этом уровне великодушие и другие парамиты совершаются так же естественно, как дыхание. Так же как каждый человек чувствует потребность дышать, пить воду, когда измучен жаждой, спать, когда устал, так и бодхисатва исполняет парамиты из подобного чувства выполнения чего-то фундаментального для собственного существа.

На одном уровне дисциплина бодхисатвы понимается как тип поведения, при котором человек придерживается различных шил, принятых на себя на уровне хинаяны. Это включает в себя отказ от десяти недобродетельных действий и культивирование десяти добродетельных действий, а также следование соответствующим шилам мирянина, монаха или монахини, в зависимости от ситуации. Однако теперь, когда человек дал клятву бодхисатвы, мотивация шил человека несколько отличается. В хинаяне шила человека была способом накопления заслуг и тем самым закладывала основание для его настоящего и будущего пути. Кроме того, это помогало создавать среду простоты, в которой могло процветать понимание. Эти роли шила остаются. Но на уровне махаяны мотивация для следующих шила — лучше помогать другим. Мы теперь меньше обеспокоены тем, как практика шила может сделать вещи лучшими для нас самих, и более обеспокоены тем, как наша практика может быть полезна для страдающих существ.

Предположим, например, что мы хотим солгать близкому другу, возможно, о некотором своём нарушении, чтобы избежать неудобства, которое принесло бы сообщение правды. На уровне хинаяны мы будем заинтересованы в том, чтобы сказать правду, поскольку это позволит избежать усложнения нашей жизни и не сеять отрицательные кармические семена. Это — успех нашего собственного пути, о котором мы всегда помним. На уровне махаяны, однако, мы понимаем, что, когда мы лжём близкому человеку, на определённом уровне он знает, что ему лгут; но на другом уровне, поскольку он нам доверяет, он не знает об этом. Наша ложь создаст в нем тонкое внутреннее разногласие, тонкое страдание и заставит каким-либо способом закрыться, не осознавая этого. Как бодхисатвы, мы не можем лгать, потому что мы не можем причинять вред людям таким образом.

Это ведёт нас к более глубокому смыслу дисциплины парамит: это в конечном счёте, не отклонение от того, что поможет другому человеку, что бы это ни было. Бодхисатва культивирует дисциплину, чтобы делать необходимое для другого, и не должен уходить в сторону из-за каких-либо неудобств и трудностей, которые это может принести. В хинаяне имелось своего рода буквальное качество шил — либо вы действуете в соответствии с тем или иным правилом, когда придерживаетесь специфической шилы, либо вы не действуете. В махаяне вы не можете придерживаться шила, просто буквально следуя правилам, а только делая то, что фактически помогает другому. Например, вы могли бы нарушить одну из шил хинаяны, чтобы оказать помощь, как в уже упоминавшейся истории Будды, когда он в прежней жизни, будучи капитаном судна, убил пирата, собиравшегося убить всех пассажиров.

На уровне осуществления дисциплины бодхисатва действует, естественно, в соответствии со своей клятвой бодхисатвы.