Расходились очень поздно. Леонид Николаевич прово­дил нас сердечно и искренне — и все... И вот сегодня меня будит Таня и говорит, что надо ехать, что звонил Юра...

Было десять утра. Он еще лежал на полу в прихожей... Нас 6-7 лбов беспомощных и не знающих ничего, что нужно знать взрослому человеку. Юру трясет...

Телефонные звонки, милиция, скорая помощь. Жуткое состояние беспомощности. Нужно сообщить матери в Тюмень, она там на гастролях.

Нужно сделать все необходимое. Увезли тело в морг. Сидим целый день в той же самой комнате. На столе труб­ки, книга, раскрытая на том месте, где он читал только что, несколько часов назад.

27.8.79

Подлетаем к Южно-Сахалинску. Погода прозрачная, виден внизу Татарский пролив. С Хабаровском расстались безболезненно, скорее с радостью и облегчением.

Владивосток — самое приятное воспоминание. Ах, какой город! Может быть, лежи он в другой точке планеты, и не был бы таким щемяще не похожим ни на что... Туманы, туманы Владивостока, Русский остров, Амурский залив, океан — как бы сохранить все это, как бы не потерять эту вибрацию души...

Пошли на посадку. Танюша спит.

Через несколько минут Южно-Сахалинск.

Видим Сахалин!!!

30.08.79

Корсаков.

Ехали по узкоколейке в двух маленьких вагончиках. Городок неуютный, безликий.

С киногруппой студии им. Довженко провели удиви­тельный день на берегу океана в устье какой-то речки (.зелеными чернилами позже добавлено: р. Найба).Дух за­хватывает от безбрежности и свободы!!

Ныряющие нерпы нас покорили.

Господи! Как мало таких дней!

Я буду закрывать глаза и все это видеть — всегда...

5.09.79

В Корсакове видел блатного парня, у которого на обоих веках было тонко выколото: «уйди».

«Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь».

Мыс Свободный. Нерест. Ручеек по щиколотку. Горбуша бьется о ноги, скачет по камням. Берега истоптаны мед­ведем...

Уха у костра. Назад едем на такси по кромке (!) Охотско­го моря, по самой кромке, по омываемому песку. Туман растаял, сопки голубые до бесконечности. Такси заказала студия. Едем полтора часа. Я засыпаю... Наглотался свежего воздуха.

20.09.79

В два ночи местного времени вылетели из Южно-Сахалинска в Хабаровск, пересели на другой рейс. Была посадка в Улан-Удэ. Голова как стеклянный шар.

Последними играли «Качели». На большой сцене это совсем другой спектакль. Я бы сказал — «обычный».

У артистов процесс творчества прерывистый. Нельзя быть художником урывками, только на какое-то время, творчество — это состояние души, и только артисты умудря­ются становиться художниками на 2-3 часа, т. е. на время спектакля, а потом они опять — «просто люди», с массой забот, дел, порою не менее важных, чем те 2-3 часа.

Подлетаем к Кемерову. Выпускаем шасси. Пойдем по­смотрим, что это такое.

2 октября 79

Подлетаем к Омску!

Таня говорит: грустно, что нас никто не встречает. А я думаю, что это лучше, меньше разочарований.

Ну, вот и все, конец гастролям. У меня уже такое ощу­щение, что действительно прилетел «домой».

Пошли на посадку, солнечно, тепло, красиво.

Омск. 2 октября

В Перевальске сухо, солнечно, тепло — можно ходить в рубашке; кажется, это и есть «бабье лето».

На два дня приезжала к нам Таня со своей мамой (10,11 окт.). Потом мы со своими ездили в Ворошиловград в гости... Так дни отпуска уходят один за одним — праздные и ленивые.

Здесь случайно купил книжку о Максимилиане Волоши­не. Интересно. Сейчас сижу в переговорном, жду Ростов.

I 5 октября 79

За прощальным завтраком сегодня утром отец совер­шенно серьезно и искренне говорил: «Как все-таки нам везет! А, Коля, смотри, как нам все время везет!»

Ворошиловград. Аэропорт. Почти целый день сижу здесь в ожидании самолета на Москву.

Вспоминаю, как три года назад вот так же сидел здесь с собачкой Липси на коленях... Куда-то летел... Куда! Госпо­ди, даже жутко. В каждом возрасте — свои глупости, и где гарантия, что я не делаю их теперь?

Конечно, делаю, ну, может быть, не так судорожно и не такмного.