Сент. 73. Рига

Потом была Москва. Ночевал то у Сережки Горбенко, то у Коли Леонова. Самое незабываемое — поездка с Нико­лаем на его «Жигулях» по Подмосковью. От Звенигорода можно сойти с ума, а Коломенское... Боже правый, бывают все-таки счастливые минуты даже у несчастливого чело­века. Гениально у Мартынова:

Во время этой поездки я отдохнул душой. Забылся... А судьба моя была со мной неотлучно. И только ждала, когда выберусь из машины и предстану перед ней безза­щитный.

Сент. 73. Москва

Какая глупость! Еще два дня — и у меня бы прервался стаж (больше месяца без работы). Надо было оформляться куда угодно, и я оформился, уф! Новочеркасский драмтеатр им. Комиссаржевской. Работать мне там, конечно, не при­шлось, но посмотреть было полезно. Думаю, всех актеров надо пропускать через это.Если я когда-нибудь дойду до уровня этих театров, вообще брошу театр, даю себе слово. Главное, сами люди понимают свою никчемность, никто не хочет их смотреть, да и нечего смотреть-то, а изменить ничего не в силах. Живут за счет умопомрачительного ко­личества выездных спектаклей, собирая по 100-200 (и то не всегда) рублей за спектакль. Об искусстве говорить не приходится, все упирается в рубль. Итак, прочислился 10 дней актером Новочеркасского театра. Ко мне, правда, относились чрезвычайно любезно.

15-25 окт. 1973. Новочеркасск

Пожалуй, это самый крупный поворот в моей жизни за последние годы. Решилось как-то все сразу, как всегда у меня, и, как всегда, почти в шутку — не до конца ясно и кон­кретно. Неожиданно телеграмма от Калинина: «Срочно со­общи желание работать Омской драме». ( Калинин Николай — мой тезка, однокашник-однокурсник по Ростовскому училищу, дружище на долгие годы).

Я ничего не писал в Омск, но театральный мир тесен. Еще не зная, чего делаю, отбил телеграмму с согласием и тут же получил подтверж­дение работы, уже от директора театра. Поворачивать назад было поздно, в Новочеркасске я уже рассчитался, собирался в Ростовскую драму. Итак, жизнь берет меня за ворот, думать некогда, все как в тумане. И потом, Омск — это же в Сибири. У меня даже нет теплого пальто. И соблазнительно, черт возьми! Театр серьезный, с прекрасной труппой, с солид­ным положением в Союзе (а главное, в Омске Хайкин). Не могу сказать, что я решился, но и нерешительности не было. Я собирал вещи, документы, съездил к маме попрощаться, правда, застал только папу, мама была в Днепропетровске У сестры. В долгах как в шелках, с туманными представ­лениями о Сибири, с одним чемоданом и зачехленной гитарой в ночь с 4 на 5 ноября я сел в самолет Краснодар-Ростов-Омск-Новосибирск и четыре с половиной часа читал стихи Мартынова. Книг я взять, естественно, почти не мог и захватил только штук 10 сборников, любимых: Блок, Багрицкий, Лорка, Вознесенский и т. д. И вот она — Сибирь!

Ермак тоже из Новочеркасска начал покорение Сибири! Теперь каждый год 5 ноября можно праздновать начало покорения Сибири Чиндяйкиным.

Пока еще не так холодно, на что я настраивался, но...

Город Омск. Ну что ж, это — город. С сибирским размахом и характером сибирским. Европейского уюта нет, но здесь он был бы неорганичен — это не Рига. Здание театра — чудо. Люблю старину в театральных зданиях, даже ложный классицизм бывает уместен. А зал... Боже мой! Сейчас так не строят, к сожалению, ведь тут все для актера, говорить можно шепотом.

Приняли меня очень тепло. Бесконечно был рад встрече с Калиной, Эмкой Адамовской, Тюбиком. Все-таки хорошо, что есть свои ребята.

Ну, как говорится, «В добрый час!» Очень хочу, чтобы здесь у меня получилось. Время идет неумолимо. Все меньше и меньше и шансов, и времени...

Начнем, пожалуй.

Гостиница «Сибирь». 9 ноября 1973 г. Омск

Сегодня моей Настюшке исполнилось пять лет. Сегодня. Боль моя, которая никогда меня не покинет, доченька моя, не дотянуться мне до тебя отсюда... А как бы хотелось быть сейчас рядом с тобой, взять тебя на руки, родной мой ко­мочек, единственная моя ниточка к этому миру.

Дочка Настя родилась в Кисловодске в очень счастливое время

Хочется вспомнить каждый день, каждый час, когда мы были вместе, а этих дней было много, и они складывались в недели, месяцы, годы... В желтом одеяльце я вез тебя из роддома. На черном «ЗИМе», и зима была такая же снежная, но не такая лютая, как здесь в Сибири, а теплая и добрая кисловодская зима, было солнечно и прозрачно все, и мама твоя улыбалась, и мы еще не знали, как тебя зовут, ты была просто наша девочка, наша дочка...

Наташа Трояновская, однокурсница, жена

Ты заплакала только вечером и потом ночью, я носил тебя на руках по комнате и читал по памяти «Сказку о ры­баке и рыбке». Ты, конечно, еще ничего не понимала, но замолкала и слушала, и мне казалось, ты понимаешь меня.

А потом мы жили в Ростове, в общежитии актерском, в одной комнатке, и мне опять казалось, что ты нас понима­ешь, потому что ты давала нам отдохнуть, когда мы уста­вали, тебя не нужно было качать перед сном, ты засыпала сама, ты не признавала соску и была очень самостоятельна. Потом ты сделала первые четыре шага, от манежа, который я тебе смастерил, ко мне.

Мы получили квартиру. Тебе был годик. Помню первую елку в твоей жизни, для детей актеров в фойе театра, ты танцевала, с интересом смотрела на Деда Мороза. Когда мы уезжали на гастроли, тебя приходилось оставлять у бабушки в Кисловодске. И каждый раз, возвращаясь, не узнавали тебя, ты росла, менялась...