Мне хочется сходить к русскому театру. Он терпеливо сидит со мной на скамейке в сквере. Курим.

На фасаде театра бездарный барельеф великого поэта. Здание маленькое, наверное, уютное внутри. Выходят артисты, я их сразу узнаю по манере держаться. Опять слоняемся по городу. Пытаюсь сфотографировать туркменок в национальном платье, они бегают стайками, отво­рачиваются. Еще полтора часа сидим в аэропорту. Рядом с нами две молоденьких туркменки. Раджеп заговорил с ними по-своему. Я жалуюсь.

— Так и не смог снять. Пугливые они какие-то у вас. Ну чего боятся?

Вдруг одна девушка протягивает мне бумажку, на кото­рой написан адрес: Тувакова Нурбиби. Раджеп радуется.

— Вот видишь, не все туркменки боятся. Она хочет, чтоб ты ей написал письмо, как брат.

Девушка улыбается.

— Я учусь в университете, уже на третьем курсе, — гово­рит по-русски и почти чисто.

Я поднимаю аппарат и щелкаю. Она улыбается. Я снимаю еще. Мне кажется, она просто терпит.

— Я пришлю вам снимки.

— Обязательно пришлите и письмо напишите. — И она уходит на самолет, следующий в Ташаус.

— Она провожает свою сестру в Ташаус. Ведь ты ей на­пишешь письмо? — спрашивает Раджеп.

— Обязательно.

Летим в Мары. Под нами Каракумы. Жарко нестерпимо. Первое, что вижу, спускаясь по трапу, — верблюды.

— Ты ведь приедешь ко мне в гости, да?

— Конечно.

Тут какие-то знакомые встречаются Раджепу, и они кри­чат весело на своем родном туркменском. И он на минуту забывает обо мне. А меня уже ждет автобус, чтобы ехать дальше. Он вырывается из толпы, подбегает.

— А как по-вашему — моя любимая?

— Менин сойгулим! — почти кричит Раджеп и улыбается. Он счастлив.

— Ну, пока...

Сентябрь 1972 г. Ростов-на-Дону - Байрам-Али

Страшно подумать, что я мог не увидеть Мавзолей Исмаила, дворец Мохи-Хоса, минарет, медресе, мог не уви­деть Бухару! Целый день бродили по городу, не чувствуя усталости, ели огромные арбузы на знаменитом Бухарском базаре и опять бродили.

Уже совсем стемнело, а мы плутали по узеньким улочкам, темным, запутанным; маленькие спрятанные двери, окна почти отсутствуют. Мужчины возвращались с вечерней молитвы.

Загадочный, жуткий в своей вечной тайне Восток. На­верное, надо здесь родиться, чтобы понять этих людей, эти города. Древнейшая культура и невежество — рядом, переплетаются и живут как одно целое... Я видел чудеса ар­хитектуры, великолепные ансамбли, где солнце, казалось, было элементом композиции, переставал дышать и думать, только смотрел. Я разговаривал с мусульманином, который читает слушателям медресе арабскую литературу, и я видел темных, со столетним испугом в глазах женщин.

Это был один из тех дней, которые помнишь всю жизнь, помнишь какой-то особенной памятью чувств.

22 октября 1972. Бухара

Был на концерте Ростроповича. Исполнялись Шоста­кович, Бриттен, Мессиан. Всегда надо слушать музыку, особенно прекрасную музыку. Из всех искусств самое философское — музыка. На великой музыке можно вы­верять жизнь.

В антракте В.И. познакомил меня с этим великим музы­кантом. В жизни он оказался очень простым и общитель­ным. После концерта вместе ехали домой в машине В.И. Было много интересного рассказано, а я смотрел на вио­лончель, вернее на футляр, который он ласково обнимал рукой, как женщину.

Кисловодск. 8 ноября 1972

Еще одна нелепость моей жизни. Оказался в Волгограде. Еще бы немного, и я бы там работал. Театр, правда (за ис­ключением прекрасного здания), ужасный. И город меня напугал. Я не знал, что буду делать там, все такое большое и жирное. Это только Волге хорошо быть широкой.

25-28 марта. Волгоград

Первую запись в этом очаровательном блокноте делаю на борту самолета Мин. Воды — Ростов. Что-то много ле­таю последнее время. Несколько дней назад вернулся из Волгограда. Посмотрел там несколько спектаклей в ТЮЗе. Говорил с глав.режиссером, директором. Меня там ждут с 15 апреля. А мне все не верится, что это всерьез, хотя уже подал заявление об уходе (3 апреля); имел длительную беседу со своим теперешним директором и реж. Долго и бесполезно. Говорили о том, как я нужен театру и как театр этот нужен мне. О перспективе, о планах на меня лично. Умом я их, кажется, понимаю и со многим даже согласен. Ну, вот заработали винты, сейчас взлет. Милую Настеньку оставил в Кисловодске у бабушки. Как здорово мы с ней путешествовали, теперь не скоро увидимся, а я уже скучаю. Как-то все сложится, интересно. Очень не хочется терять Ростов. Привык к этому городу и людям. Но жить в ТЮЗе больше не могу. Волгоградский — это, конечно, временно, только чтобы уйти из этого.

С 29 апреля десятидневная командировка в Москву. Мало, очень мало десяти дней для Москвы. Серый заму­чил меня, мы целый день бродили по городу, и он почти убедил наглядно, что город этот не так уж хорош, а уж с Ростовом в сравнение не идет! ( Серый — Сережа Горбенко, талантливейший композитор, певец. Замечательный друг и товарищ. Заведующий музыкальной ча­стью Ростовского, а затем Московского, ТЮЗа.)

Мне и самому показалось, что нет в столице нашей цельности, стиля, что ли, своего, эклектика случайности на каждом шагу, а праздничное оформление и вовсе бездарно и все еще больше портит своей аляповатостью.