Шрифт:
Сейчас необходим приход Гены в качестве главного. Кажется мне, в нем есть еще и «скрытые резервы», которые он может пустить в ход, и это прекрасно.
Надо чуть-чуть металла прибавить в руководстве, именно металла, жесткости, чтобы и «стариков» наших немного «пригасить», чуть-чуть приуспокоить, и молодежи дать почувствовать, что за ними наблюдают, что они, их успехи и неуспехи не безразличны лидеру и т. д. и т. д. О творческих моментах уже и не говорю. Наша труппа сильна чрезвычайно, но разрушитьее сегодня — пара пустяков. Любойпришелец это с удовольствием сделает, с удовольствием и реактивной скоростью.
Будем надеяться, что этого не произойдет. Будем надеяться, что нам удастся пережить эту полосу бед и выжить. От нас (артистов) мало что зависит... Но... все-таки зависит.
25 мая 1985 г.
Вагончик проснулся. Едем на гастроли в Вильнюс. Только что остался позади Омск. Настроение хорошее, светлое... кажется (как в актерской молодости), что впереди что-то интересное... что-то такое... На столике у окна — розы, красивые.
28 мая 1985 г.
Вильнюс, гостиница «Неринга», № 313.
Прошло ровно 10 лет. Целая жизнь. И мы снова на гастролях в Вильнюсе. Если удастся когда-нибудь без музыки — телом артиста в пустом пространстве нарисовать то, что я сейчас чувствую, тогда — режиссер!
Целая жизнь! А прошло не так уж много времени, 25 мая последняя запись. Но между этими датами — Вильнюс! Ах, Вильнюс, что может быть лучше. Надо бы описать все подробно, и новую встречу с этим необыкновенным городом, и наш люксовый номер в гостинице «Неринга», и все дни блаженства, полного созвучия вокруг: людей, среды, погоды, настроения... вдруг вернувшейся молодости, и наши триумфальные гастроли: успех, успех, ничего, кроме успеха, и печаль последних дней, расставание, поезд, Москва. Все это надо бы описать, но не буду, просто из-за упрямства и нежелания браться за непосильный труд. Если бы я мог так запросто, сидя на своей кухонке на пятом этаже, описать и запечатлеть словом... Боже, тогда ничем другим не стоило бы заниматься никогда! Нет, не буду.
Приехали домой 5-го (если не ошибаюсь) июля. У меня были всякие грандиозные планы по подготовке к сессии — рассчитывал сидеть весь июль за столом, т. к. мне крупно повезло: не попал в спектакли, выезжающие на село, а их поехало два: «Любовь и голуби» и «Легендарная личность». И тут вдруг возродилась давняя мысль: сделать в квартире ремонт. Я слышал раньше, что ремонт — это стихийное бедствие, но как-то до конца не представлял, и вот — увяз в этом деле почти на месяц. Это было просто жуткое время. Все делал сам, своими руками. Один, без всяких помощников. Лысов в первый день пришел «на почин», побелили с ним вместе кухню и большую комнату, а потом все началось.
Теперь хожу по квартире как победитель и подбираю соринки.
Таня уехала в Иссык-Кульский район с 1-го по 7-е от ВТО, на встречи. Я тоже должен был поехать по прежней договоренности, но потом мне вдруг стало так страшно... Дни уходят... Я не готовлюсь... Чертов ремонт, а кроме этого, еще связался дублировать фестивальные фильмы — это пожирает жуткое количество времени, не говоря о том, что уже ничего делать после этого... думатьпросто невозможно. В общем, месяц был загруженный до предела. Подсчитал, получилось, что по 14-15 часов в день без перерыва работал. Даже бегать перестал по утрам — «истощился». Ну, что ж! Теперь, брат, все! Теперь, брат, за работу! Немножко вот раскачаюсь... распишусь, пусть хотя бы и здесь, в своей тетрадочке. Вот интересно, как я подкрадываюсь к работе издалека. Чего-то копошусь, копошусь... и только потом могу начинать главное.
Без даты
Мы хотим (актеры, люди театра) все больше и больше убедиться в реальности, насладиться реальностью «нашего мира», мира театра, поэтому и совершенствуем его постоянно, здесь залог подлинности, залог постоянного роста правды, или того, что мы называем правдой театра.
Ночью, перед сном, пришла вот такая мысль.
Без даты
Конспектирую М.М. Бахтина «Творчество Ф. Рабле» и схожу потихоньку сума. Боже! Не хватит уже ни сил, ни времени понять еще хоть что-нибудь в этом мире, да нет, без «еще», просто — хоть что-нибудь понять. Однако то, что были на земле такие люди, как Бахтин, бодрит... Гордость какая-то в душе. Ведь то, что он сделал, сделать невозможно... Сделал! Жаль, что во мне нет ничего немецкого: как бы хотелось разграфить свою жизнь, рационализировать, выпрямить, чтобы каждая секунда — только в дело\Чего нет, того нет! Каждому свое! (Это тоже, кажется, немецкое, нет, по-моему, это из Библии, это они уже взяли для своих нужд.)
Спрашиваю себя честно: чего бы я хотел больше всего? И отвечаю — свободы (всякой) и возможности заниматься чистойнаукой. Смешно, наверное, на рубеже 40-летия думать о «чистой науке». Смешно. А хочется больше всего. Сейчас запишу эти мысли и захлопну тетрадку, чтобы никто не узнал и сам об этом не думал бы, а то вот смотрю на артистов (это на наших-то хороших артистов) — и скучно делается. Ну что, думаю, — что и про что я буду им говорить, мизансцены выстраивать? показывать, как играть надо? мучить всякой ерундой постановочной (как мучили меня режиссеры)?.. И читаю у Бахтина о карнавале: «...в сущности, это — сама жизнь, но оформленная особым игровым образом».
18 июня 1985 г.
Думаю вот о чем: театр актерский и театр режиссерский. По-моему, это надуманная, искусственная и (извините за расхожий термин) формальная проблема. Театр всегда был, есть и будет актерским. Это положение в основе, в природе, в биологической структуре театра. Что, собственно, мы начали называть театром режиссерским? Спектакли повышенной постановочнойкультуры, мощного пластического освоения пространства, выросшего знакового уровня сцены, т. е. обогащенной семиотики представления и т. д. и т. д. Но это только одно из многих и многих лиц театра как он есть! В центре, в магнитном поле, в ядре этой структуры (театра) всегда и везде — один, единый и неделимый хозяин, живой Актер! Плохой ли, хороший, это уж как Бог даст, но только — он. «Режиссерский» — грубейшее деление Целого. Даже нет! Наивная претензия на одностороннюю самоценность одной из частей — важной, серьезной, но... не конечной и совсем не самостоятельной(это последнее очевидно).