Шрифт:
Нравится мне Эдик. Он, как муравейчик, пашет, пашет потихоньку и — чего-то есть. Какой-то дар отключаться от всего. Кажется, иногда свет клином у него сошелся на какой-нибудь фитюльке. Но так, наверное, только и можно (и нужно) работать. А я вот... У меня что-то многовато «внутренней жизни». Все «мыслю» чего-то, глобальные все проблемы гнетут. А вот так, просто пахать, незатейливо, кирпичик на кирпичик, наверное, я не могу, не умею. Жалко.
26 апреля 1985 г.
Утро. Солнечно. Бегал только что по набережной. Иртыш многоводен, прошел лед, очень красиво. Даже наш Омск кажется красивым, необыкновенным городом.
Сейчас пойду к Тане, сегодня посещения с 12 до 2-х. Она умница, веселая, бодрая и мне очень помогает не падать духом и не скучать.
30 апреля 1985 г.
Я проводил ее на худсовет, тихонечко прошлись по Ленина. Пока они заседали, сбегал в горком по поводу демонстрации. Худсовет решал репертуарный вопрос на будущий год. Министерство ввело, по-новому, репертуар не по сезону, как было всегда, а по календарному году. Это так непривычно, не традиционно для театра, а главное — неразумно: сезон есть законченный театральный цикл, в этих границах обычно происходят и изменения в труппе и преодоления какого-либо психологического барьера и т. д. Планирование на календарный год — это, может быть, удобнее министерству, но никак не театру.
Сверстали. Утверждена и пьеса Алены Масляковой, которую я привез из Москвы. Это приятный момент.
В общем, репертуар кажется интересным, хотя безотносительнымк труппе. Но... это уже слишком большое желание. И потом, в нынешнем безлидерномположении все это несколько релятивно выглядит, все как-то бестелесно.
На открытом партсобрании труппа в лице нескольких «старушек» высказалась за назначение Гены главным режиссером. Такое назначение, к сожалению, маловероятно, а вот и. о. — вполне.
Невероятно сложное время для театра.
Труппа живет прежними эмоциональными накоплениями. В этой ситуации, конечно, «У войны не женское лицо» играет огромную роль — «великой державе застой опасней пораженья»! И этот спектакль, такой его успех — хороший громоотвод и проч.
На днях как-то случайно встретились с Сережей Поварцовым, сидели, болтали о предстоящих Мартыновских чтениях, которые он пытается привить на этой земле и проч. Да так заговорились, что шли и шли, потом пили чай у меня на кухне и разошлись только в 9 вечера, проговорив часов 8 кряду.
Как скучаешь по таким разговорам, как они необходимы хотя бы время от времени! Ну, ладно, буду собираться к Тане.
Да, чуть не забыл: на этом худсовете подали на утверждение на звание мне и В. Алексееву. Должен был быть в этом же списке и Юрка, но... идиот, сам себе все испортил с паскудой У. во время своего последнего запоя. Та, стерва, написала телегу в обком, и хоть все это с ее стороны гнусно (там, я думаю, тоже это понимают), однако решили не рисковать. И Юрку зарезали. Очень глупо и грустно. Беда!
Я лично никакой такой радости почему-то не ощутил. Наверное, уже все перегорело. Если бы лет 5 назад, когда действительно «тянул» весь репертуар на себе, и был помоложе, и был артистом в «чистом» виде, — наверное, тогда было бы интереснее.
На вечере памяти Утесова пел три песни: «Одесский порт», «Раскинулось море...» и «Перевал». Здорово! Так понравилось петь! Зал был переполнен, принимали на «ура».
2 мая 1985 г.
Что-то такое залегло между мною и Настей. Вот уже сколько времени нет писем. Поздравила с днем рождения (пусть с опозданием на 2 недели) как ни в чем не бывало... но что-то за этим... Печально это, очень печально. Мне уже, было, казалось, что взрослеем, что нашли язык понимания и необходимости. Очевидно, это после нервозной переписки с Василием Игнатьевичем... Ах, как бы хотелось, чтобы она была взрослой, мудрой девочкой! 16 лет, много это или мало? Заканчивает 10-й класс и упорно не пишет ни о планах, ни о мечтах, ни о желаниях и т. д. Будет чрезвычайно глупо, если останется в ростовском училище искусств. Ну, что там!! Надо смириться. Как есть. А душа болит, конечно. Все кажется, если бы была рядом, то была бы совсем другой девочкой, все кажется, что мог бы ей объяснить. Наверное, это все не так. Наверное. А вот кажется.
Поздно, пора спать.
3 мая 1985 г.
Слава богу, позади праздники. Было много работы. Прошло все хорошо. На стадионе 9 мая сильно замерз и, кажется, простудился, но схватило не сразу, и вот только теперь два дня пролежал в лежку. Спина болела невозможно, и вообще не мог пошевелиться. Танюша выписалась и сразу принялась ходить за мною.
Какая-то дичайшая весна в этом году! Такого еще просто не видел: май месяц — снег идет!
– 5 — 0 градусов — зима. Мне, терпеливому, и то надоело.
Сегодня было открытие вторых Мартыновских чтений. Я был любезно приглашен гостем на пленарное заседание и т. д. С интересом посидел сегодня на открытии, к сожалению — репетиция, и нужно было убегать. Много печального и горького вокруг всего этого. Наверное, если поэту было несладко при жизни, то и посмертное признание, слава и т. д. — носит этот тяжеловатый оттенок. Конечно, наша вина (т. е. интеллигенции сегодняшней мятой-клятой). Великий поэт! бесспорно и недвусмысленно Великий, а вот поди же ты... Не пробить, не убедить какие-то государственные головы, инертность, сухость. Можно ли говорить с литературой (с поэзией тем паче) официальным языком, а, ладно... Я-то его больше чем люблю, я знаю Великость, необъятность этого явления — Леонид Мартынов. Знает еще кто-то, еще... Пусть нас немного, не так много, как хотелось бы, пусть... Нечего досадовать! Не надо!