не могло прийти, что ее просят подойти к кассе вместе с тележкой и товаром на ней.

Но наши не растерялись. Они сами покатили за ней тележку. После чего долго

пытались у кассы объяснить собравшимся продавцам, что просят все это завернуть,

и побыстрее, так как у них через 40 минут самолет...

Настоящий мужчина долго остается под

впечатлением, которое он производит на женщину!

МОЛЧАТЬ! Я ДОМ ПОКУПАЮ

В 91-м году у меня были очень неудачные гастроли по Америке. Неполные

залы. Жулик-импресарио. Зато благодаря этой поездке я стал свидетелем новых

историй.

Это был переходный период от России советской к России никакой.

Известно, что самые большие деньги делаются во время становления государства и

во время его распада. У нас, как всегда, от нашего нетерпения происходило сразу и

то, и другое. Ломоносов еще предупреждал: если у кого-то где-то убавится, то у

другого обязательно должно прибавиться. Одни богатели, другие нищали. Мы

строили капитализм по ускоренной программе. Счастливчики от этого процесса

дурели, складывали небесную манну партии в чемоданы, а потом меняли манну на

доллары, что было в то время очень выгодно, потому что доллары уже умещались в

рюкзачке.

Случай тогда свел меня с одним из таких экземпляров в Сан-Франциско. Он

приехал туда покупать себе дом. Приехал с семьей и... рюкзачком. Рюкзачок - по-

трепанный комсомольской романтикой шестидесятых годов. Никому и в голову не

могло прийти в Америке, чт6 у него в рюкзачке. В то время русских на Западе еще

жалели и относились к ним, как к проголодавшимся дикарям. Правда, сам

обладатель рюкзачка не был похож на голодающего. Пиджак - пятьдесят шестого

размера, брюки - шестидесятого. Советский фасон, укороченный. Из-под брюк

видны съеденные туфлями носки, а между носками и брюками светится полоска

незагорелых северных крепких ног. По щекам и животу можно было сделать вывод,

что часть свалившихся на голову денег он откладывал, а другую часть честно

пытался проесть, вкладывая, как говорят в таких случаях, в самое надежное - в себя.

Жена, которая приехала с ним, ему в этом, очевидно, с усердием помогала, по-

скольку была подобна ему фигурой, чуть, правда, уменьшенной в размерах. И,

помогая мужу правильно вкладывать, она даже все зубы заменила на золотые.

Чувствовалось, что этим вложением она особенно гордилась, поэтому все время

улыбалась. Мол, вот как элегантно вложены наши деньги! Двое детей - тоже по-

добные им фигурки, этакие рюкзачки на крепких ножках, которыми они уверенно

цеплялись за землю, как корнями. Иногда оба от непонимания момента начинали

дружно хныкать. Тогда «главный рюкзак» по-отцовски давал им заботливые

затрещины со словами: «Молчать! Я дом покупаю в Сан-Франциско».

Маклер, сын одного из наших иммигрантов, хорошо говорил по-русски. Был,

очевидно, таким же прохиндеем, как его отец, однако воспитан уже Америкой,

поэтому двадцатипроцентную прибыль считал удачной. Для начала он показал

невзрачному на вид клиенту небольшой дом за двести тысяч долларов на самом

склоне горы, с видом на еле виднеющийся вдали залив. Спутник мой осмотрел этот

дом и брезгливо сказал:

– Нет, не возьму.

– Почему? Хороший же дом, и недорого, - начал банально уговаривать

молодой маклер.

– Хлюпкий, - безоговорочно констатировал клиент.

– В каком смысле?
– удивился маклер.

– А вот смотри.

Отложив в сторону рюкзак, как будто там ничего не было, кроме запасной

пары белья, наш покупатель вдруг со всей силы треснул по стене кулаком. Видимо,

решив, что таким образом он может смоделировать вполне вероятное в Сан-

Франциско землетрясение. Дом задрожал, сбрасывая с себя капли утренней росы.

Жена заулыбалась, дети всхлипнули: им стало жалко этот красиво покрашенный в

детские цвета домик.

– Молчать!
– приказал глава семьи.
– Я дом себе выбираю. Не мешать. Ну, -

обратился он к маклеру, - сам ведешь, труха, дрянь. В случае чего рухнет. Ты мне