Сам Т. И. Чемодуров сообщил следствию следующее: «Еще в Тобольске я начал прихварывать, а в Екатеринбурге мне стало еще хуже; видя мое недомогание, Государь просил проф. Боткина осмотреть меня и затем приказал мне уехать в отпуск к жене моей, оставшейся в Тобольске, впредь до того, как мои силы восстановятся. В конце апреля (по старому стилю) о желании Государя отпустить меня было сообщено коменданту Авдееву; должен сказать, что на мое место предположено было выписать камердинера из Царского Села, но Авдеев передал ответ, что камердинер будет назначен из тех, которые приедут из Тобольска вместе с остальными членами Государевой Семьи. <…> 9/22 мая прибыли в Екатеринбург и остальные члены Государевой Семьи. <…> При мне из числа служителей вместе с Царскими Детьми прибыли в дом старший повар Иван Михайлович Харитонов и помощник повара, мальчик Леонид Ив. Седнев, племянник И. Д. Седнева. Остальных прибывших с Семьей лиц я не видел». [844]

Странно, если Государь принял решение о замене Чемодурова в конце апреля и разговаривал об этом с Авдеевым, то почему в апрельских дневниковых записях об этом нет ни слова? Из показаний Чемодурова также видно, что решение взять в качестве камердинера Труппа было принято не Царем, а его тюремщиками. Почему же пунктуальный Николай II ни слова не говорит об этом, а пишет о выборе Труппа как о своем решении и только 11/24 мая?

Непонятно также, почему, если охрана Ипатьевского дома знала заранее, что Трупп должен сменить Чемодурова, то первого допустили в дом спустя сутки, а не сразу?

Камердинер А. А. Волков вспоминал, что с вокзала его, Татищева, Гендрикову, Шнейдер, Харитонова, Нагорного, Труппа и маленького Седнева на разных экипажах повезли в неизвестном ему направлении и возле какого-то дома экипажи остановились. «Дом этот, — пишет Волков, — был обнесен высоким забором. Это обстоятельство навело меня на мысль о том, что здесь заключена Царская Семья. Я ехал на переднем экипаже один. Подъехали к дому, чего-то ожидаем. Никто из него не выходит и не приглашает сходить. Высадили только Харитонова и Седнева. Всех остальных повезли куда-то дальше». [845]

Волков вскоре выяснил, куда его привезли: это была екатеринбургская тюрьма. Здесь он провел два с лишним месяца, пока не был отправлен в Пермь, где чудом избежал расстрела.

Вместе с Волковым в тюрьме оказались граф Татищев, графиня Гендрикова, Шнейдер. На следующий день туда же был доставлен из Ипатьевского дома и Чемодуров. Но матроса Нагорного и лакея Труппа в тюрьме не было. Где же они находились?

Примечательно, что и комендант Дома особого назначения Авдеев не сообщает ничего существенного по этому событию: «Вместе с указанными членами семьи в дом были допущены повар Харитонов, его помощник, мальчик-поваренок, слуги Седнев и Трупп и на несколько дней матрос Нагорный». [846]

Интересно, что Авдеев ни словом не обмолвился о том, что Николай II просил его о замене Чемодурова на Труппа, но при этом сообщает, что Нагорный был допущен в дом «на несколько дней». Почему на несколько дней? Зачем вообще допускали его в дом, если знали, что через «несколько дней» его оттуда заберут и вместе с Седневым расстреляют в июне 1918 года?

Наконец, весьма странным является характер записей в книге дежурств охраны по Дому особого назначения. Записи в журнале велись по новому стилю с 13 мая по 12 июля 1918 года. Велись они четко и аккуратно день за днем. Только в двух местах люди, которые вели дневник, сбились. Это произошло после записей 25 и 31 мая, то есть предположительного времени прибытия Нагорного и Труппа в дом Ипатьева и увоза из него Нагорного и Седнева. Записи, касающиеся прибытия Нагорного и Труппа, идут неожиданно после 31 мая и помечены числом 24 мая. Вот их текст: «24 мая. Нагорный Клементий Григорьев в Доме особого назначения при быв. царе Николае Романове, служащий при Алексее Николаевиче, 32 года, имеет при себе деньги четыреста восемьдесят девять (489) рублей.

24 мая. Трупп Алексей Егорович в Дом особого назначения прибыл из Тобольска совм. с семьей б. царя, лакей, 61 год. Имеет при себе деньги сто четыре рубля (104) руб. Найдено при обыске 310 рублей (триста десять)» [847]

Почему запись в журнале за 24 мая появляется после 31-го? Здесь может быть несколько вариантов: 1) люди, стоявшие в карауле и ведшие журнал за 24 мая, забыли внести в журнал сведения о двух новых прибывших и сделали это через несколько дней, 2) кто-то запретил караульным вносить записи о прибытии Нагорного и Труппа за 24 мая и приказал им сделать это позднее, наконец, 3) Нагорный и Трупп прибыли в Ипатьевский дом не 24 мая, а позже — не ранее 31 мая, но кто-то приказал караульным произвести запись, отметив ее 24 мая.

Безусловно, караульные, которые столь тщательно вели журнал, не могли оставить без внимания прибытие двух новых узников. Вспомним также, что и Чемодуров показывал, что ни Труппа, ни Нагорного он 24 мая в Ипатьевском доме не видел. Однако он их видеть и не мог, так как покинул Ипатьевский дом до их появления. Правда, камердинер Волков в своих показаниях следствию от 23 августа 1919 года утверждал, что «Чемодуров говорил, что 10 мая в дом Ипатьева был привезен Нагорный и должен был вместо него привезен Трупп». [848]

Получается, что Нагорный был привезен раньше Труппа, и Чемодуров успел его увидеть, а Труппа — нет. Причем произошло этого 10/23 мая, а не 11/24-го.

Но из дневников Императора Николая II и Императрицы Александры Федоровны следует, что Нагорный и Трупп были доставлены в Ипатьевский дом вместе. Николай II писал: «Только вечером дали ему(т. е. А. Е. Труппу. — П. М.) войти и Нагорному, и полтора часа их допрашивали и обыскивали у коменданта в комнате». [849]