То же самое отражено и в дневниках Императрицы: «11(24) мая. Чемодуров ушел, так как плохо себя чувствовал. Его совершенно раздели и обыскали, прежде чем он ушел из дома. После ужина пришли Нагорный и Трупп — два часа допрашивали и обыскивали». [850]

Казалось бы, появление Нагорного и Труппа 24 мая полностью доказано Августейшими дневниками. Но тем не менее имеются документы, противоречащие им. Это все тот же журнал дежурств по ДОНу. 28 мая один караульный при сдаче поста другому оставил следующую запись: «Находящихся в Доме особ. назначения лиц в количестве 12 человек сдал». [851]

На 28 мая 1918 года в доме Ипатьева, если исходить из того, что Нагорный и Трупп прибыли в него 24 мая, находилось не 12, а 14 человек: 1. Император Николай II, 2. Императрица Александра Федоровна, 3. Цесаревич Алексей Николаевич, 4. Великая Княжна Ольга Николаевна, 5. Великая Княжна Татьяна Николаевна, 6. Великая Княжна Мария Николаевна, 7. Великая Княжна Анастасия Николаевна, 8. Боткин, 9. Трупп, 10. Нагорный, 11. Харитонов, 12. Седнев, 13. Л. Седнев, 14. Демидова.

Итак, получается 14 человек. Но если мы исключим из этого списка Нагорного и Труппа как прибывших в Ипатьевский дом позднее 24 мая, то все становится на свои места и запись караульного точно отражает число заключенных на 28 мая: 12 человек.

Ситуация вокруг даты вывоза из Ипатьевского дома Нагорного и Седнева не менее запутанна. Император Николай II в своих дневниках пишет следующее: «14 мая. Понедельник. После чаю Седнева и Нагорного вызвали для допроса в обл. совет. <…> Часовой под нашими окнами выстрелил в наш дом, потому что ему показалось, будто кто-то шевелится у окна (после 10 час. вечера) — по-моему, просто баловался с винтовкой, как всегда часовые делают». [852]

Вместо «вызова на допрос» Нагорный и Седнев были помещены в тюрьму и вскоре расстреляны.

14 мая по юлианскому календарю соответствовало в 1918 году 27 мая по григорианскому. Если мы обратимся к записям в журнале охраны, то обнаружим, что запись от 27 мая в журнале отсутствует, а эпизод с часовым в журнале приводится в записи от 3 июня: «На посту № 9 часовой Добрынин нечаянно выстрелил, ставя затвор на предохранитель, пуля прошла в потолок и застряла, не причинив никакого вреда». [853]

Таким образом, между дневником Царя и журналом караульных имеются существенные разночтения. Вполне возможно, что дневники Государя и Государыни были тонко фальсифицированы, в том смысле, что была изменена точная дата прибытия Нагорного и Труппа. Но здесь возникает вопрос: а зачем и кому понадобилась столь изощренная фальсификация в таком на первый взгляд несущественном моменте? В самом деле, какая разница, когда прибыли Нагорный и Трупп в Ипатьевский дом? Попробуем ответить на этот вопрос несколько позднее. Здесь же только скажем: главная причина во всех этих пертурбациях заключалась в цифре 12.

Вся остальная свита и прислуга, прибывшая из Тобольска в Екатеринбург, к Царской Семье допущена не была. Родионов, обращаясь к Эрсберг, сказал: «Ну, через полчаса и ваша судьба решится, только ничего страшного не бойтесь». Действительно, через некоторое время оставшимся было заявлено, что они не имеют права оставаться в Екатеринбурге и должны покинуть город. Примечательно, что слова Родионова, сказанные Эрсберг, полностью совпадают с его же словами, сказанные Татьяне Боткиной еще в Тобольске в пересказе ее брата Глеба, смысл которых заключался в том, что никому лишнему в Екатеринбург проехать не дадут и что они дальше екатеринбургского вокзала не двинутся.

Между тем в Ипатьевском доме произошла долгожданная встреча Родителей и Детей. «Утром нам в течение одного часа, — записал Государь в дневник 10/23 мая, — последовательно объявили, что дети в нескольких часах от города, затем, что они проехали на станцию и, наконец, что они прибыли к дому, что их поезд стоял здесь около 2 час. ночи! Огромная радость была увидеть их снова и обнять после четырехнедельной разлуки и неопределенности. Взаимным расспросам и ответам не было конца. Много они бедные претерпели нравственного страдания и в Тобольске, и в течение трехдневного пути». [854]

По дороге Наследник Цесаревич ушиб колено, и у него начались сильные боли. Царь писал в дневнике, что Наследник «всю ночь сильно страдал и мешал нам спать».

Вообще состояние здоровья Наследника Цесаревича Алексея Николаевича в Екатеринбурге начало ухудшаться: сказывалось отсутствие необходимого медицинского ухода и нехватка свежего воздуха, так как прогулки были не каждодневными и непродолжительными. Кроме того, к Наследнику не был допущен Пьер Жильяр, который умел облегчать страдания Цесаревича. Вся тяжесть ухода за тяжело больным ребенком легла на плечи престарелого доктора Боткина и дядьку Нагорного.