— Представься, наркуша, — посоветовал Суровцев, зависнув в позе американского копа над сидящим наркоманом.

— Голобоков Владимир Семенович, — хрипло и сдавленно заговорил тот. — Статья двести двадцать восемь, часть третья ука эрэф…

Антону стало совершенно ясно, что депрессия вошла в заключительную стадию. Даже не справившись о причинах нападения и лицах, его совершивших, молодой человек тут же забубнил камерный рапорт, который зэк в тюрьме должен проговаривать мгновенно, едва к нему обратится кто-то из администрации. С ним началось самое страшное из того, что может произойти с закоренелым наркоманом. По всему его телу разлились боль и ощущение того, как выворачиваются суставы. Заглушая эту боль, молодой человек сначала теребил пальцы, потом стал похрустывать запястьями. Когда же через десять минут разговора ему стало совсем невмоготу, он повалился боком на диван и, уже не стесняясь незваных гостей, стал наматывать на себя сбитое в центре лежбища одеяло и простыню.

— Суровцев, он действительно не мог просто так прийти сюда, зная, что через четверть часа у него начнется ломка. — Антон поводил по комнате цепким взглядом. — И если наркотики в квартире, он не стеснялся бы нашего присутствия. Но он хоть и воет, но не бросается в ту сторону, куда должен бросаться уже давно! В сторону, где спрятана доза. О чем это говорит?

Суровцев поднял на Антона слегка покрасневшие глаза.

— Это говорит о том, что в эту квартиру с минуты на минуту должен прийти некто, кто принесет ему наркотик…

В коридоре раздалась трель звонка.

— Издашь хоть звук — отправлю в нокаут! — шепотом пообещал Копаев, склоняясь над одеялом.

Парень замер на кровати в неудобной для себя позе, явно выжидая момент, чтобы подать сигнал. С грустью подумав о необходимости проявления не самых лучших своих человеческих качеств, Антон секунду помедлил, скинул для определения точного местонахождения объекта одеяло, и одним ударом отключил его.

Суровцев был уже в коридоре. В тот момент, когда он открывал один-единственный замок, Антон встал за его спину. Дальше произошло досадное недоразумение. Вставая за спину таможенника, Копаев действовал автоматически. Имея в своей квартире двойные двери, он помнил, что главная, наружная дверь, у него открывается наружу. Внутренняя всегда открывается вовнутрь. Антон вспомнил об этом лишь тогда, когда Суровцев, открывая проход на лестничную клетку, толкнул его спиной.

Потеряв равновесие, Антон запнулся и к тому моменту, когда таможенный опер уже втаскивал в квартиру гостя, оказался на полу… Вскочив и оценив ситуацию, он увидел, что Суровцев, наклонив голову Перца к полу, пытается завладеть его правой рукой. Верное решение для любого, кто хочет максимально обезопасить себя и окружающих от действий вооруженного человека. Отметив про себя, что Перец уже успел где-то переодеться, Антон зацепил его правую ногу и рванул вверх. Получилось очень эффектно. Перец, перевернувшись в воздухе, рухнул на спину, как кукла. Упав ему коленом на грудь, таможенник стал лихорадочно хлопать по его карманам в поисках оружия.

— Оставь… — глухо, каким-то мертвым голосом произнес Антон. — Оставь его. Второй раз на том же самом месте…

Не понимая, что происходит, Суровцев оторвал взгляд от гостя и уставился на Антона.

— Это не Перец, — повернувшись в сторону комнаты, выдавил Антон.

Подскочив к неизвестному, он схватил его за шиворот и затащил в комнату.

— Где тот, что послал тебя?! Быстро, мерзавец, иначе я из тебя душу выну!.. Где тот, что просил тебя сюда зайти?!

Оглушенный криками, тридцатилетний парень после каждого восклицания Копаева закрывался, как от ударов. Он выставлял перед ним ладони и отворачивал лицо. Ему, лежащему на полу, было трудно поверить в то, что происходит. Оказывается, тут живет не девчонка, которую не выпускает к любящему ее парню мама-сумасбродка, а двое психически ненормальных граждан. Тот, кто просил позвонить в квартиру и вызвать девочку на площадку, его почему-то об этом не предупредил. Девочками в этой старенькой и потертой квартире даже не пахло, зато она была битком набита огромными мужиками…

Озарение пришло позже, когда эти мужики, усиливая натиск, стали повторять один и тот же вопрос: «Где он?» Где бы «тот» ни был сейчас, о том, где он его оставил, нужно сказать сейчас, ибо один из бандитов уже стал многозначительно помахивать перед носом гостя пистолетом.

— Да не маши ты стволом! — вскричал Антон, отстраняя руку Суровцева. Тот, испытывая бешенство, не выпускал из рук «макарова». — Не видишь — он сейчас обмочится!

— Братва, я «попал»! — пользуясь моментом, возопил гость. — Я без понятий по вашей теме! Меня паренек на улице попросил зайти и девку на площадку позвать! У нее маман конченая!

— Сам ты конченый! Где остался тот Ромео?

Поняв, что жизнь продолжается, посредник в лжелюбовных отношениях быстро объяснил, что пославший его на задание паренек стоял на углу дома и курил.

Понятно, что, прождав несколько минут, Перец уже сориентировался в обстановке. Копаев и Суровцев выскочили из подъезда. Перед ними, разуверившийся в людской порядочности, поспевал ни за что побитый парень и показывал место недавней дислокации Перца.

Разумеется, оно пустовало, однако в пяти десятках метров от него виднелась спина беглеца. Проявляя недюжинные способности к спринтерскому бегу, он с огромной скоростью приближался к проспекту.

Не сговариваясь, оба преследователя кинулись за ним. «Тойота» осталась сиротливо стоять у дома.

Странной была эта погоня. Она напоминала финальную часть всей двухнедельной эпопеи. Перец, страстно желай уйти от погони, совершил абсолютно необъяснимый поступок — заскочил в уже отправляющийся с остановки троллейбус. Им двигала безрассудность, помноженная на злость и желание жить. Заскочив в троллейбус, он заставил Антона и Суровцева резко броситься к дороге и остановить первую попавшуюся им на глаза машину. Автомобиль был желтого цвета, с шашечками на борту.