В ту ночь мы поклялись, что если кто-либо из нас будет уволен по политическим мотивам — мы всё бросаем и отправляемся в окопы! Эта клятва поможет нам провалить три попытки штаба Верховного командования сместить Младича. Я отказался выполнить приказ Верховного Главнокомандующего занять должность Младича, сославшись на данное тогда мною обещание».

… В Бенковаце мы сразу же занялись наладкой танков и бронетранспортёров, их ремонтом и обучением их экипажей. Это, я бы сказал, было в «моей» компетенции. Делал я это с удовольствием, какой-то опыт у меня был, да и, в конце концов, мне это нравилось больше, чем протирать штаны в штабе Книна. Часть обучения танкистов проводилась на Маняче [40] под Баня-Лукой, а часть — на Дебело-брдо под Бенковацем. По роду деятельности мне приходилось часто ездить по округе, по сёлам, расположенным в глубине материка за Задаром и Бенковацем. Когда попадаешь в сербское село, то встречаешься с традиционным сербским гостеприимством, особенно если ты одет в униформу. Это относится к обоим Земуникам, Смильчичу, Карине, Крушево, Смоковичу, Ислам-Грчки, Ислам-Латински и дальше к Вране и Биоград-на-Мору. В хорватских сёлах всё наоборот: если видят униформу, особенно офицерскую, у них прямо в глазах темнеет. Вот так мы, исполняя текущие работы, изучили весь этот край, его транспортную инфраструктуру, а также национальный состав населения, хотя тогда мы думали, что эти данные для нас вообще несущественны. Но вскоре оказалось, что знание указанных сёл и их жителей было чрезвычайно важным.

Что касается деятельности командующего корпусом генерал-майора Никовича — лучше бы он вообще не приезжал, его самым мудрым военным решением было то, что он «привёл» полковника Ратко Младича (он всегда подчёркивал, что именно он направил туда Ратко). Ключевой фигурой в Корпусе становится начальник штаба Ратко Младич, который… вернул доверие, выяснил, кому из офицеров доверять можно, а кому нет, изучил национальный состав солдат. Другими словами, Младич внёс в Книнский корпус новую динамику. Умный, образованный и начитанный офицер, весьма общительный, чаще весёлый, чем злой, Младич мог работать 48 часов без сна. Мне лично доставляло удовольствие работать, наконец, с офицером, который не щадит ни себя, ни других. Вот так оно и было, так началось наше сотрудничество, смею сказать, на благо ЮНА и народа, а позже — именно сербского народа… Младич был неутомим, объезжая части и беседуя с политиками и военным начальством любого уровня. Всё ему было по плечу. Мне казалось, что он с каждым солдатом, крестьянином, горожанином, учеником разговаривал дольше, чем ему позволяло оперативное время. Иногда я считал это пустой тратой времени. Но оказалось наоборот — уже тогда он предчувствовал опасность, испытывал потребность в сближении с этими людьми, чтобы полнее оценить ситуацию и иметь возможность принимать адекватные решения. Так мы потом и продолжили вместе работать и, надеюсь, успешно. Возможно, это могло быть ещё успешнее.

У меня было ощущение, что он обладает даром предвидения и сам придерживается того, что предвидит и решает. Мне, как подчинённому, это импонировало, и наше сотрудничество стало успешно развиваться. Помню, он мне как-то приказал в своём стиле: «Шеф, идём проверять взвод подпоручника Петровича». Взвод с подпоручиком находились в селе Врбник, направление Оклай — Дрниш. Пошли вместе. Когда туда пришли, он говорит подпоручику: «Построй, «шеф», свою армию, познакомимся по-людски!»

Когда солдаты выстроились, он всем пожал руки, а когда они стали представляться, оказалось, что 70 % были шиптары, остальные — хорваты, словенцы и чуть-чуть — сербы. Все они меня знали, я часто бывал там, но даже меня этот факт немного удивил. Я имею в виду проценты. Младич взглянул на меня, я только пожал плечами, и на этом всё закончилось, вероятно, мы подумали одно и то же. К солдатам он обратился с короткой речью, сказал, что мы должны защищать народ, где бы ни находились, что мы — народная армия, интернационалисты, и всё в таком духе.

Когда я поинтересовался, уходим ли мы, он ответил, что пусть подпоручик отдыхает, а мы остаёмся на этой позиции на всю ночь. Остались на посту, а дождь как назло, лил, как из ведра. Той дождливой ночью мы разговаривали долго-долго… Подпоручик и солдаты спали, а мы обходили каждую пушку, каждый танк — всё, что было на позиции. Итак, мы проговорили всю ночь и именно в ту ночь почувствовали доверие друг к другу, хотя по темпераменту мы немного разные. Во всяком случае, у нас сложилось одинаковое мнение о создавшейся ситуации, а также и о том, что необходимо делать. Утро мы встретили с солдатами и молодыми командирами, которым действительно было нелегко в этом каменном мешке с несколькими палатками и землянками. Когда мы вернулись, я, устав, сказал Младичу, что пойду немного отдохнуть, а он и слышать не захотел: «Пойдём выпьем кофе и ещё немного пообщаемся!» — предложил он. Так и сделали. Я понял, что имею дело с человеком колоссальной энергии.

В конце июля 1991 г. зовёт меня полковник Младич и говорит:

— Шеф, едем!

Садимся во внедорожник (марки «пух» [41] ) и я понимаю, что едем в направлении Кистань — Джеврске и далее к Скрадину. Кажется, остановились в селе Сонковичи. Здесь Младич поговорил с какими-то усташами, да и с нашими сербами. Когда разговор закончился, какой-то мужчина предложил нам съездить на Проклянское озеро. Пригласил нас к себе пообедать. Сказал, что и вино есть хорошее. У него был там свой ресторан.

— Поедем, шеф, — говорит мне Младич.

— Что касается рыбы и вина — это без возражений, люблю и то, и другое, — говорю. — Но это же вражеская территория, если нас схватят, то шкуру спустят.

— Ты что, Лия, испугался?

— Нет, шеф, но всё-таки… Вы же начальник штаба Корпуса!

— Слушай, они глупые и ничего нам не сделают. У нас гранаты, оружие, посмотрим, чья возьмёт, — Младич в своей обычной манере.

— Хорошо, поедем.

Так и сделали.

Тот человек, серб, ехал перед нами вправо-влево зигзагами, по каким-то проселочным дорогам, и вот показалось Проклянское озеро. Я вздохнул с облегчением, думаю, сейчас хоть наедимся от души, да и от вина отказываться не буду, а там как получится.

— Лия, у тебя плавки есть? — спрашивает меня Младич.

— Я, шеф, не буду, я есть хочу, да и не до купания мне. Могу только ноги намочить и умыться.

Младич с нашими хозяевами парой фраз перебросился, и ему нашли плавки. Он переоделся, и бух в воду. Плавает, ныряет, вижу, наслаждается.