Первое совещание генерала Куканяца с командирами этих корпусов прошло 13 января 1992 г. на Маняче, на военном объекте. Вместе с командирами для доклада были приглашены начальники служб безопасности и разведслужб корпусов, практически для создания нового соединения. Поскольку командир нашего корпуса, полковник Толимир, был болен, вместе с генералом Младичем в Баня-Луку отправился я. Нам посоветовали добираться туда не обычным путем — через Ключ, Дрвар, Грахово и Мрконич, а тропами по «сербской территории», что генерал Младич немедленно отверг со словами:

— Я — генерал Югославской народной армии и буду передвигаться по этой территории, потому что она наша!

Тогда все мы — хотя нас было на три машины — погрузились в один внедорожник и на этом «пухе» поехали, потому что Младич нам строго-настрого приказал экономить. Поехали, на «пухе» развевается триколор, официальный государственный флаг. И так проезжаем через Ключ, через мусульманские села и посёлки, которые за время войны зарекомендовали себя как ортодоксальные и воинственные. И тут люди выходят на улицы и, узнав генерала, приветствуют его аплодисментами. Мы останавливаемся, он выходит из машины и начинает свою речь. Народ всё больше воодушевляется и собирается вокруг него. Мы хотели выйти за ним, но он не позволил, чтобы мы не испугали людей, поскольку мы были с личным оружием. Сам он практически никогда оружия с собой не носил.

Младич говорил людям о том, что народы должны жить вместе там, где всегда жили и не воевать между собой… И что ЮНА защитит всякого, независимо от того, какой он национальности — хорват, серб или мусульманин. Что они не должны позволить, чтобы война захватила Боснию и Герцеговину, чтобы не случилось и с ними такого же несчастья, как в Хорватии. Люди его понимали и принимали, да и триколор, развевающийся над нашей машиной, казалось, давал им ощущение защищённости. Около девяти утра мы прибыли в Манячу, так как встали до рассвета, часов в пять — для Ратко это было привычкой.

Генерал Ратко докладывал о положении в зоне ответственности нашего корпуса, но и Куканяц, и другие командиры корпусов находились, казалось, вне времени и пространства. Они вообще не имели понятия ни о своих задачах, ни о реальном положении дел в стране, ни об опасностях, нависших над государством и народом. Генерал Младич и генерал Владо Вукович, командир банялучекого корпуса, были единственными, кто реально понимал ситуацию и предвидел, как она будет развиваться.

Куканяц держался подчёркнуто небрежно и только отмахивался головой и руками:

— Да ладно, Ратко, на самом-то деле! Вам бы только воевать! О каких опасностях вы говорите!

Ни наши предупреждения, ни то, что мы достали карту Патриотической лиги со всеми данными: их частями, командирами, программой действий, — ничто не принималось во внимание. Как будто Куканяцу было дано задание всё игнорировать.

Это совещание нас разочаровало. Мы видели, что у наших коллег из других корпусов и близко не было того, что было у нас, ни своей позиции, ни понимания ситуации.

Для Младича это было катастрофой. За всю войну мы никогда не видели страха в его глазах, даже в самых опасных ситуациях. Никогда. А тут страх как бы вселился в него, в его глаза. Он явно отдавал себе отчёт в драматизме ситуации, в которой мы находились, и именно поэтому страшился этой безответственности, недостаточной информированности своих коллег-генералов — командиров корпусов Второго военного округа. Во главе с Куканяцем. Ратко был обеспокоен очевидным намерением хорватских и мусульманских лидеров начать войну в Боснии и Герцеговине, а сербское руководство выглядело некомпетентным и незаинтересованным.

Всю обратную дорогу до Книна Ратко мрачно молчал.

Нам тогда не давали выполнять задачи на территории Краины, такие как стабилизация фронта и освобождение еще некоторых частей сербских территорий… В то время были договорённости о каких-то перемириях, но ни одна так и не была выполнена. Тогда мы сосредоточились на сборе информации о положении на территории БиГ. Но, несмотря на все наши дальнейшие предостережения о приближающейся военной угрозе, мы никак не могли повлиять на действия военных и гражданских властей в Белграде. А в это время столкновения в Боснии становятся всё более ожесточёнными. Чтобы защитить сербские территории в БиГ, Младич проводит перегруппировку войск 9-го корпуса, но только в зоне ответственности нашего корпуса, распространявшейся исключительно на территорию Хорватии.

А до этого у нас произошло ужасающее преступление, совершённое троицей сербов в селе Зеленград. Они убили семью нашего взводного из четырёх человек: его самого, хорвата по национальности, его жену-сербку и двоих детей. МВД Краины тянуло целых три месяца с расследованием этого случая. Тогда Ратко приказал нам заняться этим делом, и мы его решили за 36 часов. Эту троицу убийц мы привлекли к ответственности. Вот тогда я понял, что у зла нет национальности, а до этого я не мог поверить, что серб может совершить нечто подобное! МВД не осмеливалось серьёзно заниматься этим делом, поскольку все они между собой были связаны родством. Когда мы поместили преступников в окружную тюрьму, это вызвало серьёзное недовольство местных сербов, но Ратко оставался последовательным: преступление есть преступление, и виновные должны быть наказаны! Тюрьма была полузакрытого типа, и книнские сербы организовали против нас акцию протеста. Всё это было тягостно и опасно, но отступать было нельзя!