Юра показывал дорогу, временами оглядываясь на Вацлава. Силач конюх замыкал шествие. Вацлав иногда улыбался, порой испуганно оглядывался. Он часто клал руку на голову Юры, гладил его и шептал одно и то же имя:

— Гнатик! Хлопче мий!..

Юре не нравилось, когда его гладили по голове, ведь он не маленький! А сказать — обидишь человека.

Хорошую лозу нашли на берегу у каменоломни. Конюх не доверил садовый нож Вацлаву, а резал сам.

— То не так, — сказал Вацлав, взял у него нож, попробовал острие пальцем, поточил на камне и начал быстро срезать стебли. Конюх сначала недоверчиво наблюдал за ним, а потом лег под куст и заснул. Юра сбегал за подводой, и лозу перевезли в сарай. Вацлав быстро щипал лозу, сдирал зеленую кору с прутьев. Юра, Алеша, Ира и другие дети усердно помогали.

— То добре! Приглядайтесь до моего майструвания! Я зроблю вас майстерами. Сами будете плести з лозы шо забошнаете: корзинки та кушетки, кресла та столики, а усе то гроши.

Юра, тосковавший по дружбе с дядьком Антоном, объявил Вацлава «своим военнопленным». Мастер благодарил, хвалил их за «добрые сердца», благословлял их батькив та маток, воспитавших таких ангельских «диточек».

На ночь Вацлав ушел в приготовленный для военнопленных барак. Утром, когда он явился на работу в сарай, все лицо его было в кровоподтеках, глаз заплыл, он с трудом двигал левой рукой.

— Упал! — объяснил Вацлав.

Даже детям было понятно, отчего бывают такие синяки. Юра, Ира, Алеша, Нина побежали к Кувшинскому.

Шир-хан проводил расследование с особой строгостью и нескрываемым удовольствием. Вывод свой он объявил.

— Детям не надо вмешиваться не в свои дела. У военнопленных свои законы. Если Отто Пупхе не будет воздействовать своим железным кулаком на этих мужиков-изменников, не будет дисциплины.

— Почему изменников?

— Если солдат изменяет присяге, он изменник. Этот русин сам сдался в плен. Он оскорбительно говорил о своем государе императоре Франце-Иосифе. А кто не уважает своего императора, тот смутьян и опасный элемент. Таких надо держать в узде крепким кулаком. Отто Пупхе вполне благонадежный человек, и я вполне одобряю, что он держит свое быдло в страхе.

Отец Юры не согласился с таким мнением. Он послал конюха с запиской к Бродскому: можно ли назначить другого старосту группы военнопленных? Бродский ответил: «Кого угодно! Лишь бы работали. Среди них есть смутьяны. Морите голодом. Помогает».

Петр Зиновьевич начал вызывать к себе военнопленных поодиночке. Юра и Алеша подглядывали в замочную скважину. Военнопленные отвечали односложно: «Да», «Нет»…

Отто Пупхе говорил много и громко, кричал и колотил себя кулаком в грудь.

Вацлав Гиляк был вызван последним. Сначала он тоже отвечал: «Да», «Нет», а потом заплакал:

— Герман все равно убьет меня, пане! — услышал Юра и испугался.

И так ему стало жаль этого несчастного человека, что он забыл, что это пленный.

— Отто Пупхе я сегодня же отошлю к Бродскому. Говорите откровенно, не бойтесь, — сказал Петр Зиновьевич по-украински.

Вацлав обрадовался, что с ним говорят почти на родном языке, и начал рассказывать.

Как понял Юра, среди военнопленных были две группы. Одна во главе с Отто Пупхе. К ней примыкали еще два солдата германской армии и два австрийских немца из австро-венгерской армии. К другой принадлежали «миролюбивые», добровольно сдавшиеся в плен: три чеха, два словака, австрийский немец — рабочий из Вены и он сам — русин. Второе, что Юра понял: в Австро-Венгрии очень много украинцев, русинов, чехов, словаков. Их тоже преследуют за родной язык. Немцы «пануют» над ними и гонят на убой.

Петр Зиновьевич послал Бродскому еще одну записку с просьбой прислать конвоира за Пупхе, который-де «мешает другим военнопленным работать».

Пока конвоир не пришел, Гиляк сидел в канцелярии, закрыв лицо руками, а возле него вертелись Юра и Алеша, не знавшие, как его утешить.

Отто Пупхе увели. Он кому-то грозил кулаком и ворчал.

Петр Зиновьевич велел привести всех военнопленных и объявил, что отныне их старостой назначен Вацлав Гиляк, понимающий украинский язык. Все распоряжения будут передаваться через него, и другие военнопленные обязаны его слушаться. Его помощником назначается чех Младик.

Выдворение Пупхе сразу же изменило положение. Теперь у военнопленных тон задавали «добрые австрияки», как их называли на селе. Вацлав Гиляк опять заулыбался, и вся команда охотно работала под его начальством. Вацлав уже сплел четыре кресла, кушетку, стулья. Юра, Алеша и Ира с восторгом расхваливали их.

Одного только Юра не мог понять: почему патриот Шир-хан сердится на Вацлава за его непочтительность к своему Францу-Иосифу? Ведь австрийский император наш враг, воюет с Россией! Но Борька — Табаки объяснил: его отец считает, что каждый народ должен верноподданно чтить и бояться своего царя. И если на селе услышат, как пленные чехи, русины и словаки ругают своего императора Франца-Иосифа, то это будет очень плохой пример.

7

В августе за пять дней до экзаменов Юра с мамой приехали в Екатеринослав. Юлия Платоновна очень беспокоилась, удастся ли сыну выдержать экзамен. Наплыв желающих поступить в гимназию был очень велик.

Утром в день экзаменов мама заставила Юру старательно вымыть лицо и уши, надеть матросский костюм, чулки и сандалии, внимательно осмотрела его и сказала:

— Ты только не бойся!

— А я и не боюсь! — отвечал он сердито, хотя на него минутами накатывала такая робость, что даже дышать становилось трудно и сердце замирало, как на верхушке высокого дерева.